Недавно мне пришлось разговаривать с молоденькой учительницей, православной американкой русского происхождения, только что проведшей некоторое время в Советском Союзе. Рассказывая о том глубоком впечатлении, которое на нее произвело общение с церковными людьми на родине ее предков, эта американка заметила, что наряду с самой искренней и чистой верой пришлось ей встретиться с многочисленными примерами наивного суеверия. Она сказала, что суеверия процветают не только в быту, когда люди избегают «здороваться через порог» или пугаются перебежавшей дорогу черной кошки, например, но проникают и в религиозную жизнь: положить столько–то земных поклонов, прочитать столько–то раз такую–то молитву, съездить в такое–то святое место — и твое желание исполнится. Молитва, почитание святых, поклонение иконам используются иногда, как некая магия или волшебство, чтобы получить желаемое.
Мне захотелось поделиться со слушателями мыслями по этому поводу.
Православная христианская вера в России всегда была верой народной, верой всего народа, а не только его интеллектуальной верхушки. Догматы веры перевоплощались в образы народного художественного творчества. В этом перевоплощении бывали и искажения веры, но, думается мне, часто народное творчество в своих сказках, преданиях и былинах действительно передавало представление о Боге и знание Бога в более доступной для народа форме, чем богословские труды великих церковных мыслителей. Как много глубокого смысла в таких сказаниях, как, например, сказание о граде Китеже. А как поучительна народная сказка о Николае Угоднике, позванном Господом вместе с преподобным Кассианом Римлянином и опоздавшем явиться, потому что он помогал мужику вытаскивать увязший в грязи воз. И сказка объясняет, что Бог похвалил Николая Угодника и установил праздновать его память два раза в году — 6 декабря и 9 мая, а преподобного Кассиана — раз в четыре года, 29 февраля.
В замечательной книжечке «Мысли врасплох» Андрея Синявского, изданной под псевдонимом Абрам Терц в Нью–Йорке, автор пишет:
«Старуха вернулась из бани, разделась и отдыхает. Сын хотел было постричь у нее ногти на ногах, чудовищные, заскорузлые ногти. «Что ты, Костя! Что ты! Мне помирать пора. Как же я без ногтей на гору к Богу полезу? Мне высоко лезть…» Вряд ли старуха забыла, что ее тело сгниет. Но ее представления о Царстве Небесном реальны до земной осязаемости. И свою бессмертную душу она воспринимает реально — с ногтями, в нательной рубашке, в виде босоногой старухи. Подобного рода уверенности часто недостает нашим философско–теологическим настроениям. Все понимается настолько спиритуально, что уже неизвестно, существует ли Господь на самом деле или Он только символ наших гуманных наклонностей».
Но, несмотря на правильность высказанной Синявским мысли, мне кажется, мы должны признать, что суеверия могут быть опасны, особенно когда они проникают в нашу религиозную жизнь, сковывают нас духовно, когда они заменяют для нас суть нашей веры внешними, бессмысленными признаками и приметами. И это особенно важно понимать нам, родителям, когда мы стараемся воспитать в наших детях веру сильную, крепкую, разумную.
Суеверия существовали всегда в истории русского Православия, но в народной духовной жизни все время осуществлялся процесс религиозного просвещения и образования и постепенно выработалась некая иерархия ценностей. Было то, что делали «по обычаю», потому что так привыкли, потому что это весело и интересно, и была основа и суть нашей веры, то, на чем строилась жизнь: вера, любовь, долг, смирение, терпение. Помню, как в детстве в деревне я усердно собирала и клала себе под подушку двенадцать трав в ночь на Ивана Купалу, чтобы мне приснился мой будущий жених; помню, как весело было гадать под Новый Год. Это была игра, весело было «делать вид», что мы во все это верим, но мы не делались от этого язычниками. А уже гораздо выше в нашей жизни стояло усердие, с которым мы несли домой свечу в Страстной Четверг, после чтения Двенадцати Евангелий, зажигали от нее лампадку, берегли огонь до Пасхи. Не был ли это тоже в каком–то смысле суеверный обычай? Может быть, но в нем нам приоткрывался смысл того, что страдания Христа освещают, просвещают нашу жизнь, и мы это воспринимали реальнее из этого обычая, чем если бы нам это объясняли только на словах.
Теперь времена другие. Большинство православных семей лишено регулярного религиозного образования и просвещения. Лишены этого не только дети, но лишены были и их родители, а иногда и дедушки и бабушки. Знаний о вере очень мало в наших семьях, а вера живет, вера светла и чиста, и нам, родителям, приходится как–то самим разбираться в том, как учить верить наших детей, как научить их понимать разницу между верой и суеверием.
Мне кажется, что всякое суеверие ставит себе целью принести нам какую–то конкретную удачу, избавить нас от определенной беды. Суеверие — это магизм, желание владеть обстоятельствами, манипулировать ими, подчинить их себе. Магизм зародился вместе с первыми религиозными исканиями человека и всегда был в оппозиции к религии. В своей замечательной книге «Магизм и единобожие», изданной в Бельгии в 1971 г., Эммануил Светлов [о. Александр Мень] пишет: «По определению одного отечественного автора «магией называются различные действия, цель которых — повлиять воображаемым сверхъестественным путем на окружающий мир». В этом определении верно одно: магия действительно имеет целью повлиять на окружающий мир… Маг очень часто противостоит священнику. Это и понятно. Внутренняя направленность магизма и религии — противоположны… Священник обращается к Богу с молитвой, а маг ищет только достижения могущества на охоте, в земледелии, в борьбе с врагами».
Цель всех суеверных привычек, суеверных верований есть попытка человека как–то самому повлиять на события своей жизни: избежать неудачи, узнать, что случится, получить что–нибудь. А самая суть христианской веры противоположна этому. «ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ!» — учит нас молитва Господня. Мы свободны в том, как мы относимся ко всем событиям — принимаем их, стараемся преодолеть их или изменить, используем их, как нам кажется правильным, боремся или убегаем, но мы твердо верим, что все, что посылается нам, посылается не без воли Бога.
«Вера есть упование вещей невидимых», — читаем мы в православном катехизисе (Евр. 11:1). Мы верим, мы можем верить только тогда, когда мы можем и не верить. Вера должна быть свободным актом нашей воли. Это было единственное, о чем спрашивал Иисус Христос перед исцелением слепых: «Веруете ли, что Я могу это сделать?» (Мф. 9:28). Вера ничего не навязывает Богу и готова принять то, что дает Бог.
Вера разумна и не противоречит знанию. Чтобы поверить, надо знать, во что ты веришь. Настоящая вера не слепа, и чем больше мы узнаём, тем больше мы верим, и чем больше мы верим, тем больше мы узнаём.
Вера всегда есть личный акт самого человека. Недаром молитва «Символ веры», которую мы слышим за Литургией, начинается со слова: «Верую».
Суеверные обычаи допустимы, как игра, как шутка, как наивная привычка. Но они делаются вредны и грешны, когда они влияют на нашу веру, на качество нашей веры. Вера исключает суеверие.
ИСТОЧНИК: https://predanie.ru/book/68752-besedy-s-roditelyami-programma-put-v-zhizn/#/toc2