Первая ступень в душе связана с чувством. Чувство – основа человеческого бытия и человеческой души. Вот малыш родился – с ушками, глазками, с дыханием, со вкусовыми ощущениями, с возможностью биологической ощущать, чтобы потом перейти к чувству узнавания мамы.

Но чувства-то бывают разные. Биологические, физиологические, духовные, сакральные, духовно-нравственные. С этими, последними, не рождаются – это воспитывается. А кто же отвечает за воспитание? Главные ответчики перед Богом, перед людьми, перед обществом – мама с папой. А все остальное – школа, сады, друзья, соседи – это те, кто сопутствует, помогает, иногда мешает. Но во всяком мешании есть помощь.

Картина Федота Васильевича Сычкова

Вторая ступень души – разум. «Почему меня раздражает эта Марья Ивановна?» Разумный, простой ум – не интеллект – бесхитростно отвечает: ты потому злишься на Марью Ивановну, что не умеешь любить, не хочешь быть внимательным, ты причиняешь ей боль, и тебе стыдно. Ох, сколько мотивов открывает наш простой разум! А не простой – интеллектуальный – говорит: да она глупая, тупая, ничего не понимает…

Следующая ступень – воля. Какое решение, на мирском языке – мотивацию, может обрести наш разум? Все тупые, все плохие; я – хороший, и потому я пойду мимо и здороваться с ней не буду. Или мотивацию – надо подойти и извиниться. И худой мир лучше доброй ссоры. И даже, если с Марьей Ивановной что-то не так, но я-то в порядке, от меня зло не должно исходить. И – помирился с Марьей Ивановной.

Так вот они ступени души: чувства, разум, воля. Нам дано Божие подобие – в том числе в бессмертии нашей души. Но чтобы это бессмертие добыть, нам даны также чувство совести и чувство стыда.

У Маяковского есть строки: «Я боюсь этих строчек тыщи, как мальчишкой боишься фальши». Совесть и стыд – это принадлежность каждого из нас. Но у каждого мера стыда разная. Поэтому к этим чувствам мы научаем ребенка обращаться самого, а не решаем за него – «как тебе не стыдно». А вы так сказали, что ему не стыдно. Мы часто бросаем арсенал огромных, длинных нотаций, сентенций, слов. Вот мы начали говорить – и видим внимание ребенка, а потом кислый вид – «опять одно и то же». Значит, не так говорим, не о том и не в то время. Оказывается, надо научиться говорить вовремя, когда душа обращена к нам, теми словами, которые сейчас попадут в душу. Научиться молиться, прежде чем открыть рот. Я хочу сказать сыну, дочери слова, которые должны задеть струны его души. А почему я говорю отсебятину? А может быть, все-таки услышать то, что мне дано Богом? Ведь мысль не перешла из правого полушария в левое, не забежала. Мысль либо от Бога, либо от меня, либо от того. Так какой помысел пришел мне, когда я помолился? А может быть, душа просто пришла в тишину. Когда в тишине, можно говорить. Когда в злобе и ненависти, вы сопряженно-отраженно получаете злобу и ненависть. Наши чувства – это энергия, это дух. А коли это энергия, то действуют законы физики: это четкая векторная направленность (кому я адресую свои чувства), это окрашенность этих чувств (мажорная, яркая, сильная; минорная, серая, черная; или пастельная, спокойная и тихая); это амплитуда волны. Она держит моего ребенка или она его топит? Что я даю своему ребенку? Он принимает чувства. Вы говорите со злобой, он отражает вам эту злобу, только в пять раз сильнее. На малышах, на маленьких вы наверняка все это видели. Вы понервничали, что-то резкое сказали – и малыш начинает плакать, хотя это относится не к нему.
Но он улавливает безошибочно тональность вашего чувства.

Н.Н. Жуков. Доброе утро. 1948

Краеугольный камень воспитания

Есть много разных определений личности, но я склоняюсь к тому, что личность – это умение принять решение и нести ответственность за это решение. Что же является критерием истины в момент принятия решения? Для православного человека – это Священное Писание, заповеди, данные пророку Моисею, заповеди Блаженств Иисуса Христа. Или, например, стихи, которые есть в одной из молитв преподобному Серафиму Саровскому: «Не делать другим, чего себе не хотим». Какая хорошая шпаргалка для всех нас и для наших детей! «А ты хотел бы, чтобы так с тобой поступили?»

Далее я подхожу к краеугольному камню, на котором вообще зиждется все воспитание, – речь идет о значимости родителей. Тяните одеяло любви на себя, станьте значимыми для ваших детей. Это значит, что мнение отца – главное, что отец – глава по ответственности в семье, что с отца начинается «можно» или «нельзя». С благословения отцовского начинается день. Мама – это святыня, на которой держится вся семья. Это мудрость, терпение, чуткость. Это должны знать наши дети. И чем раньше они это поймут, тем скорее у них появится мотив: а что будет с мамой, что будет с отцом, если я так поступлю? И тогда человека, возможно, не захватит стадное чувство, психология толпы. Я всегда привожу пример гадаринских свиней, бесами водимых – когда две тысячи голов ухнули в море, и ни одна свинья не отбежала в сторону, не остановилась – вдруг я погибну? Мы подчас уподобляемся этому стаду.

Коснитесь чувств: «А что будет со мной, ты не подумал? Ты не задумался в этот момент, что станет с отцом? А ты даже не вспомнил о нас».

А не вспомнил, потому что мы не научили этому. Мы привыкли давать, а нам надо научить отдавать. Ребенок после пяти лет должен четко знать: если у него есть мамочка, папочка – значит, у него есть все. Есть кольцо защиты. Есть любовь, которая не предаст, не поревнует, не позавидует. И еще он должен знать, что такой жертвенной любовью, какой любят родители, никто любить его больше не будет. Если у ребенка что-то случится, это мать и отец скажут: возьмите у меня почку, кровь, пусть нас не будет, пусть только живет он, мой ребенок. Но об этом наши дети не знают. Нам кажется – мы же все даем, разве они не видят? Но «в начале было Слово» (Ин. 1:1), и надо говорить. Потому что мы подтягиваемся вслед за этим словом. «Ты знаешь, твой отец такой сильный!» (да, может, он астеник, но он сильный духом). «Твоя мамочка самая мудрая!» (может быть, она и не мудрая, но отец ее позиционирует самой мудрой, и ребенок слушает маму и понимает – в маминой любви, конечно, есть мудрость). Запомните, эта мудрость вам, родителям, дана изначально. Потому что вас избрал Бог. Это было Божие решение однажды создать душу вашего ребенка и поместить в лоно матери, взяв от вас все лучшее и все проблемное. А в каком конгломерате это будет – великая тайна.

Татьяна Владимировна Воробьева с директором школы Светланой Михайловной Балакшиной (справа)

Почему я как психолог всегда говорю: нет типизации – холериков, меланхоликов – есть личность, однажды Богом созданная. И я должна на нее смотреть как на эксклюзив, а не подбирать под нее типологию нервной системы. Это грубейшая ошибка всей мирской психологии.

«Твои родители Богом даны, их нельзя заменить, поменять». Об этом надо говорить ребенку с младых ногтей. И первая для него – после заповеди о Боге – заповедь о почитании родителей: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо тебе будет, да долголетен будешь на земле». Ведь ни за одну заповедь нет ни такой награды, и нет такого наказания: «Злословящий отца и мать смертью да умрет» (Исх. 20:12). Убийца первым вошел в рай – через покаяние. Значит, у него была такая возможность. А ребенок, злословящий отца и мать, смертью умрет. Так говорите об этом.

Почитание родителей – это не хвастовство родительскими достояниями и не стыд за то, что они такие несовершенные. Это принятие и почитание их такими, какими их дал Бог. Значит, только такие родители тебе полезны. Полезны для того, чтобы ты своей свободной волей определился потом уже в собственной семье – ты будешь жить так же или не сделаешь того, от чего тебе было больно. Не с позиции злопамятства, а с позиции бесплатного урока, данного тебе родителями.

…В одной семье мама просидела в тюрьме 28 лет. Ребенок ее не любил. Он не мог ее любить, скитаясь по домам малютки и по детским домам. В 15 лет он оказался на три года вместе с этой мамой. Но потом эта женщина снова попала в тюрьму, у нее конфисковали имущество – трудно было любить эту маму.

В.А. Тропинин. Портрет сына.

Прошло много лет, ребенок вырос, создал свою семью, к которой не подпускал маму, в его сердце жила обида, боль, осуждение. Душа от этого не становилась мягче, добрее, она мыкалась от сердца к сердцу: может, вот эта женщина могла быть моей мамой, а может, вот эта?»

Мамы не стало. И вот, стоя в храме на праздник Вознесения Господня, молодая женщина, тот самый ребенок, вдруг получила четкий помысел: «Да ты благодарить Бога должна, что не стала воровкой, не стала мошенницей, это тебе был дан наглядный урок трагедии, той боли, того страдания, которое прожила мать, дав жизнь, но не воспитывая ребенка. Какая мука для матери – осознать, что ты не любима!»

…Мы только что вернулись из Дивеева, куда ездили в паломничество вместе с ребятами из детского дома «Павлин» отца Димитрия Смирнова. Один мальчик после поездки спросил меня: «У вас будет время?» – «Будет, Савелий, я отодвину все консультации». Мы сели с ним в трапезной, и он сказал: «Вы, знаете, когда я был в храме, со мной случилось что-то невероятное». – «А что с тобой случилось?» – «Я плакал». – «Савва, ты знаешь, я тоже плакала. Я стояла у мощей и тоже проревела весь Евхаристический канон. А ты почему плакал?» – «А на меня обрушились мысли, что я не так относился к маме, что отчима я ненавижу, а ведь он сейчас поддерживает моих братьев. Я презирал маму, а она все, что могла, делала для меня. Она тянет, как может, младших ребят, забрала всех домой, она ведь и меня просит идти домой. Я стоял и плакал». – «Савва, это очень хорошо. Знаешь, я тебе могу сказать, наверное, очень важные слова: ты сейчас узнал Бога. Ты придешь сейчас, и там, где никого нет, тихонечко встань и говори Ему все. А на исповедь ты вынесешь это так, как ты вынесешь, и ты увидишь, какая радость будет у тебя на душе».

Вот такая встреча ребенка с Богом через родителей. А подчас – наоборот – наши дети ведут нас к Богу.

Я расскажу еще один случай, о котором я говорила на Рождественских чтениях.

…Мы едем в Псково-Печерский монастырь – мои мальчишки, четверо талантливых педагогов, а в детских домах работают действительно люди от Бога. Один из мальчиков родом из Печор. У монастыря стоят нищие, среди них женщина, которая просит милостыню. И наш мальчик вдруг вбирает голову в плечи, низко опускает ее и быстро-быстро идет под врата монастыря.

Вечером, когда мы пришли в гостиницу, расположились, раздался жуткий стук в дверь. На пороге стояла пьяная женщина, та самая, которая просила милостыню. Это была Сережина мама. Педагоги запротестовали: «Не пускать… не давать… нельзя… либо пусть забирает ребенка…» А у нас благотворительный детский дом. Все правильно педагоги говорят. И неправильно одновременно.

«Коллеги, вы забыли самое главное. Это мать. Это его мать! А если завтра она умрет от пьяной горячечной колики, если завтра ее не станет, простит ли нам 13-летний отрок, что мы не пустили его своим волевым решением к матери. В суде учитывается мнение даже 10-летнего ребенка. А ему 13. Давайте все-таки по-другому будем решать вопрос».

Я пришла в спальню, где сидел и плакал от стыда и боли Сережа – душа ребенка все равно видела мать. «Сережа, ты выйдешь к маме?» – «Нет». – «Если я дам тебе лист бумаги, ты напишешь ей что-нибудь? Подумай» – «Я напишу».

Он взял бумагу, я вышла из спальни, он написал письмо и попросил: «Отдайте его, Татьяна Владимировна». – «Конечно, Сережа, я сейчас отнесу его маме». Не матери – маме! И я передала письмо этой пьяной женщине, которая, казалось, еле стояла на ногах. Она его прочитала и ушла. На следующий день мы должны были ехать в Псков – у нас большая была программа. Но завтра у автобуса стояла умытая и причесанная женщина. Да, следы опойства на лице стереть за ночь невозможно. Но в руках она держала шоколад. А мы не могли нигде поесть. И Сережка, увидев маму, причесанную, умытую, подошел к ней, поцеловал – на глазах у всех. Она протянула ему три плитки шоколада. С какой гордостью он посмотрел на нас, как он нас всех угощал!

Я не знаю, что будет с этой матерью… Но, может быть, это письмо, мальчишкой написанное, остановило мать от новой выпитой рюмки водки. И я знаю другое – что детские сердца подчас мудрее наших, умных, рациональных.

Когда мы с педагогами накануне вошли к мальчикам в спальню, свет был погашен. Сережка хлюпал. Мальчишки, закрыв его, сидели на кроватях. Они пели военные песни. Они знали все слова, и свет был погашен, чтобы никто не видел Сережкиных страданий и слез. И песни они пели не попсовые, а военные. Мы четверо сели на кровать, и ничего не могли сказать: мы понимали, что дети мудрее нас и тоньше нас.

От сострадания – к служению

Что надо воспитать в душах наших детей? Мы так хлопочем о знаниях, а самое главное, самое важное – это научить детей сочувствию, сопереживанию и состраданию. Ребенок, который не видит уставших глаз матери, не замечает пожелтевшего лица отца, который бежит, чтобы посмотреть, что в сумке, а если не принесли ничего – выражает недовольство, устраивает истерику – это двойка нам, не ребенку.

Так научайте: «Ты просишь меня сделать вот это? Но ты не спросил – есть ли у меня силы? Посмотри на меня, у меня их нет. Ты не спросил – есть ли у меня возможность. Вот мой кошелек, а там нет возможности. И ты не спросил – есть ли у меня желание, а у меня его нет. У меня его нет, потому что я не вижу внимания к себе, понимания, помощи».

Поэтому не торопимся исполнять желания нашего чада, а стараемся, чтобы ребенок увидел наше состояние, наши возможности, силы, усталость, нашу немощь. Не надо бояться этого показывать. Иногда даже необходимо это сделать: «Я устала, помоги мне, пожалуйста, принеси подушку»; «дай стакан воды, пожалуйста»; «спасибо, я отдохну, а потом мы вернемся к твоей проблеме». Потом, когда я отдохну. Научаем ребят понимать, что от нас так много зависит, и нас надо беречь.

И мы должны изначально сказать ребенку, зачем он пришел в эту жизнь. «Зачем Господь тебя создал? Для Царствия Небесного? Да. Но оно высоко, далеко, и к нему очень трудно идти. А путь к нему простой. Он складывается из трех составляющих, в основе которых лежит служение». Первое служение – родителям. Это ты должен будешь потом сказать: «Отец, мама, я куплю вам лекарства, посажу вас во главу стола, это я упокою вашу старость». Как дети отнесутся к нашей старости, неопрятной, болезненной? Ведь мама уже не будет такой умной и такой быстрой. Останемся мы для них мамой и папой или окажемся предками, которые закоптили это небо?

Второе служение – своей семье. «Если тебе будет дана твоя собственная семья, ты должен будешь служить этой семье, кормить, защищать, воспитывать своих детей, закладывать в них те духовно-нравственные ценности, о которых должен будешь знать сам».

А третье служение – отечеству. Мы так боимся слова «родина», «патриотизм», мы бежим этих слов. А избегать их не надо. Служить родине своим талантом, рождением, воспитанием детей – высшее предназначение. Как можно раньше сообщаем об этом нашим детям.

На консультации у меня как-то была 16-летняя девушка из очень обеспеченной семьи. Такой обеспеченной, что папа однажды решил прорыть канал от озера к реке, но его остановили органы ФСБ. И вот эта девочка приехала ко мне из-за рубежа вместе со своей крестной мамой, с папой и мамой. Все прекрасно. Кроме одного. «Я ненавижу своих родителей, я жду, когда они подохнут, и я возьму их золотые карты». Это надо было услышать, это страшно. И канал можно прорыть, и реку спустить, а что будет с этим ребенком дальше? А дальше они решают отправить ее на Мальдивы, там где-то есть специнтернат, но ведь Мальдивы тоже закончатся…

Я очень жестко с ней обошлась. В психологии есть понятие «построить», подчинить. Я заставила ее подчиниться тому, что я говорю. Она ненавидела меня, я это видела, но мне было важно это сделать. А потом мы вышли в коридор. А там шли наши мальчишки. После рождественских каникул я многих давно не видела, подошла к одному, обняла, поцеловала, он говорит: «С праздником, Татьяна Владимировна!» Я отвечаю: «Я так рада тебя видеть!» И в это время замечаю глаза девочки. А в них такая тоска, такая боль… Я подошла к ней, обняла ее и тихо сказала: «У тебя все будет хорошо, и тебя тоже будут любить, ты только сама научись этому». Я поцеловала ее. И я видела эту девчонку – в глазах у нее были слезы.

Везде нужна простая мудрость, золотая середина. Не залюбливайте, не задаривайте, а вечером прижмите к себе, ночью подойдите, одеяло поправьте, посидите, погладьте. И даже если спит ребенок – душа с душою говорит. Ведь мы их любим в это время, когда все отшумело и отгремело, двойки закончились, проблемы, жалобы. Поверьте, все услышит душа, все примет. Однажды утром ребенок проснется и произнесет вам ваши же слова, которые, может быть, только в сердце и звучали. Только отдавайте, не экономьте на этом.

…Вот я сегодня полдня разбирала проблемы, помолиться некогда. А потом выясняется – и эта проблема не проблема, и та – решена, совсем не так, как все думали. Как мы все накручиваем в суете… А простых слов сказать – как твои дела? – не успеваем. Смотрите на своих детей. Лучше вас никто их не знает. Это вы видите, как он пришел, как брякнул портфель, шваркнул, буркнул. Ага, что-то случилось. Не лезьте сразу, дайте остыть – в гневе истины не бывает, получите еще больший ком проблем. Помните, как в сказке: баню истопи, накорми, а потом расспрашивай. Баню топить не будем, но предложим снять все с себя, руки помыть. Какое хорошее правило – не только гигиеническое, а духовное – все с себя смыть. Смыли, умыли, накормили. «Хочешь отдохнуть – отдохни. Хочешь конфетку – съешь». Не подошел с вопросом, не лезьте, дайте время, чтобы вопрос сформулировался, осмыслился. Помогайте тогда, когда вас просят. Когда не просят, возьмите тайм-аут. Помолитесь, отойдите, потому что у детей чаще бывает благодарность за нашу деликатность и тактичность, нежели за наше желание в душу залезть и поглубже. Закон православной психологии, закон, прописанный у апостола Павла: нет вопроса – нет ответа. Только на поставленный вопрос есть ответ.

Успокоился ребенок, подошел к вам с вопросом – вот тогда слушайте внимательно, тогда отвечайте