«Святой Царю мучениче Николае, как трудно смотреть в твои ясные очи, – напишет в своем Facebook батюшка, вспоминая известный портрет Государя кисти В.А. Серова, – они лучатся правдой, любовью и жизнью преизбыточествующей. Вся наша греховная слабость, непоследовательность, лукавство и лицемерие высвечиваются под твоим царственным взором. О Святые Страстотерпцы, ваша взаимная любовь оказалась сильнее самой смерти, в лицо которой вы взирали без страха и упрека. Вы упали, как пшеничные зерна, в Уральскую землю, обогрели ее своей невинной кровью. Но явленные вами молитвенное спокойствие и кротость есть самое сильное свидетельство славной победы, которую вы одержали над адом и его повелителем».
– Царская тема сложна, сами понимаете: единая неверная нота, единый штрих нельзя упрощать, нельзя усложнять, нельзя стилизовать, под себя подгонять эту тему. Нам только до нее уметь дорасти, возвыситься. И вот представилось мне: ждут на ялтинском причале паровую яхту «Штандарт». Она, кстати, тоже стала мученицей: ее большевики в конце концов использовали как мишень в своих военных учениях и расстреляли ее, много позже убийства Государя.
Безмятежной зарисовкой встречи Императора начинается поэтический вечер. Крым, Ялта, Ливадийский дворец, встреча яхты «Штандарт». Так эту картину увидел автор.
Белый дворец, кипарисы на склоне,
Клумбы скучают по царской семье.
Стелется скатертью Черное море,
Словно ребенок, затихший во сне.
Люди толпятся с цветами на пирсе,
Вдруг заиграли торжественный марш.
Стяг императорский птицею взвился –
И появился любимый монарх.
Лик осиян, светит солнце в зените,
Радость в сердцах, словно сладкая боль.
«Ваше величество, дар сей примите!» –
Хлеб государю подносят и соль.
Царь, угощенье с улыбкой отведав,
Едет в Ливадию вместе с семьей.
Долго в лучах полуденных света
Виден был царский кортеж и конвой.
– И когда я захотел жизнь Государя, его жизненный путь каким-то образом выразить языком поэзии, долго у меня ничего не получалось, потому что даже размер выбрать… Вы знаете, что есть ямб, есть хорей, анапест, дактиль… А что еще есть?
Кто-то из публики: «Амфибрахий».
– Амфибрахий. Я отметил крестиком ваш ответ. Вы там, когда книжки будете смотреть, скажите, что вам крестик там поставили. Я буду рад подписать.
Как уложить жизненный путь Государя, какую выбрать композицию? Мне вспомнился скорбный лик Государя, который виден в окне поезда, направляющегося на станцию Дно. Многие помнят черные мешки под глазами. Это значит, конвой его предал, он оказался совершенно один среди своих, чужой среди своих, свой среди чужих. Предчувствие ему говорило, наверное, что слово «Дно» многозначное. И вот стук колес, движение поезда, его тайная молитва. А он и в ставке молился в походной церкви коленопреклоненно пред Казанской иконой, и кому-то сказал: «Болит здесь», на сердце показывая, потому что вся Россия умещается в сердце. Как сказано, сердце помазанника в руце Божией. А это значит, что в его сердце вверенная ему страна и народ.
Мчится поезд на станцию «Дно»,
А в окне скорбный лик Государя…
Никому из людей не дано
Было к тайне Царевых страданий
Прикоснуться высоким умом
И приникнуть сочувственным сердцем.
Вдоль дороги мелькал бурелом,
Перелески под саваном серым…
Взор измученных Царских очей
Устремлялся в безбрежные дали…
Груз бессонных последних ночей
Цветом пепла и холодом стали
Лег на светлое прежде чело.
«Всюду трусость, обман и измена»…
Он не ведал, что станция «Дно» –
Первый круг государева плена.
Генералы победы в бою,
Изменив Богу данной присяге,
Не искали. Но душу свою
Погубили, имперские стяги
Променяв на обряд тайных лож.
(Действительно, если вы познакомитесь с историей этой Отечественной войны, как ее иногда называют – не империалистической, а второй Отечественной, то, скажем, компания «Стоход» откроет нам, что генералы (те самые, Алексеев или еще кто-то) лучшие, элитные, как мы бы сегодня сказали, полки – Семеновский, Преображенский (те, кто никогда бы не допустили революции, имей Государь их под руками) просто загнали в ловушку и безоружными оставили перед прицельным огнем немцев. Почему я и пишу: победы не искали, но «душу свою погубили, имперские стяги променяв на обряд тайных лож».)
И в угоду лукавой Европе
В ход пуская и подкуп, и ложь,
Смерть Царя замышляли холопы.
Поезд движется по полотну,
Увлекая Монарха с собою…
Ликом бледным прильнув ко стеклу,
Император, водимый судьбою,
Изваяньем недвижным застыл.
Научившийся тайной молитве,
Обреченною жертвою был
Он в неравной за Родину битве…
***
Ему вспомнились давние дни.
Милых сродников светлые тени
Вереницей летучей прошли…
На Отцовских уютных коленях
Кроткий Ники с улыбкой сидел,
От смущенья зардевшийся краской,
А Отец, отложив гору дел,
Изливал на детей Свою ласку…
Вспомнил Царь и селенье Борки,
И просевшую крышу вагона.
Оперевшись на обе ноги,
Александр, без единого стона,
Удержал на могучих плечах
Непосильное, страшное бремя…
И в знак милости Божьей свеча
Пред фамильной иконой горела…
Вот Успенский Собор. Николай
Возлагает венец на Царицу…
Утопает в цветах русский май,
Свет блистает на радостных лицах…
Засвистел паровоза гудок,
Вздрогнул Царь, вдруг увидев селенье.
Остановки приблизился срок,
С нею – время молитвы и бденья…
***
Молчаливый Ипатьевский дом
С двухметровым дощатым забором…
Часовые за каждым углом
Проходящих буравили взором.
Лето. Ночь. Отсыревший подвал.
Под конвоем – семья Государя.
«Для чего комендант нас собрал
В этот час?» – вопрошал Николая
Цесаревич, прижавшись к Нему.
Тот поднял Алексея на руки.
Мать сидела лицом к палачу,
И в глазах выражение муки…
По наружности невозмутим,
Царь стоял. Лишь уста побелели.
«Бог с тобой, успокойся, мой сын,
Что-то нам сообщить не успели»…
Хриплый голос читал приговор.
Страстотерпцы хранили молчанье.
А убийцы стреляли в упор,
Приготовив штыки для закланья…
***
На Урале есть место одно,
Под названием «Ганина Яма».
Вечно ветру бродить суждено
Между тоненьких сосен упрямых,
Деревца золотистые гнет,
Треплет ветви и кроны нещадно.
А они – словно русский народ –
Норовят распрямиться обратно…
Но сегодня царит тишина –
Ночью стих непоседливый ветер.
Старый инок, восстав ото сна,
Возжигает лампады и свечи.
А над шахтою высится крест
Среди белых березок и сосен,
На рассвете звучит благовест
И прохладу с собою приносит…
***
Я взываю к тебе, Государь…
Ты лампадой горишь пред Всевышним,
Милосердие – царственный дар –
Завещаешь как подвиг всей жизни.
Побеждая любовию смерть
Под водительством правды и веры,
Нам с улыбкою должно терпеть –
Бог не даст испытаний сверх меры…
«Я прошу не отмщать за меня.
Зло умножит лишь тяжесть паденья.
Но изжить его можно – любя
И врагам изрекая прощенье…»
Мчался поезд на станцию «Дно»,
А в окне – скорбный лик Государя.
Он не знал, что Ему суждено
Стать иконой Христова страданья…
Теперь обратим наш мысленный взор на портрет Государыни Александры Феодоровны – тоже ведь была не просто не понята, а оболгана, оклеветана (и чем ближе к трагической развязке, тем гнуснее были эти инсинуации), и, глядя на один из портретов Государыни, где она просто предстает чистым, невесомым ангелом (обе сестры были красивейшими женщинами Европы), я и нашел тему, посвященную Государыне, то есть композицию этого маленького произведения «Ее портрет». А еще в том стихотворении, которое я сейчас прочитаю, сквозной линией является таинственное скрещение судеб последней французской королевы Марии Антуанетты и нашей святой Государыни – такие разные, такие непохожие, они действительно шли как будто друг за другом.
Мы знаем, что после венчания, совершая поездку по Европе, Александра Феодоровна ночевала в Версале, в бывших покоях королевы Марии Антуанетты, которую Конвент в 1793 году объявил вдохновительницей контрреволюционных заговоров и осудил на казнь на гильотине. Там, в Версале, знаменитый портрет казненной королевы смотрел на Александру Феодоровну.
– По свидетельству истории, у нее в Александровском дворце в Петербурге портрет Марии Антуанетты стоял у кровати, а на стене – огромный гобелен с изображением прекрасной Марии Антуанетты с ее детьми. Гобелен красного цвета, и кто-то усматривал определенную мистику, говорил, что этот гобелен принесет несчастье Царской семье.
1.
Все в нашей жизни не случайно,
Будь то удачи или беды.
И часто в этих малых метах
Сокрыта будущего тайна…
Пред нами скорбный лик Царицы –
Печально отрешенный взор…
Любовь из глаз Ее струится,
Но в них читаем приговор
Эпохе… И сегодня служим
Корысти, низкопробной лжи.
На нас и ныне тяжким грузом
Клятвопреступный грех лежит.
Я мыслью уношусь в былое,
С печалью в прошлое смотрю:
Царь с юною Своей женою
Во Франции, на Рю Дарю.
Обедню чинно отстояли,
А вечером того же дня
Вкушали во дворце Версаля
И поминали короля
С Антуанеттою несчастной…
Ведь Люцифера злая месть
Руками санкюлоттов красных
Начало положила здесь!
Пройдя в Свою опочивальню,
Вдруг Александра побледнела:
Хозяйка в образе овальном
С улыбкой на Неё смотрела…
Сон ночью Александре снится:
Париж мятежный, эшафот,
Стоят солдаты вереницей,
Мария в рубище идет
Навстречу смерти… На рассвете
Царица светлой, легкой тенью
Скользнув из замка, в отдаленье,
Молилась об Антуанетте…
2.
А в Александровских чертогах
Красой служил дворцовых стен
Счастливо купленный на торгах
Парижский чудный гобелен:
Сидит с улыбкой средь детей,
В изящные шелка одетых,
В цветенье красоты Своей –
Прекрасная Антуанетта!
С чем ждал Её Париж преступный?
Точил убийственный топор,
Распространяя запах трупный,
Готовил судный наговор…
О роковые совпаденья!
Царица Русская, и Ты
Пила «вино эсмирнисмено»
Бесстыдной, злобной клеветы…
Затем арест, глумленье сброда,
Круг озверевших палачей
И равнодушие народа –
Позор тех окаянных дней!
Сопряжены распятьем судьбы!
Антуанетта, Александра…
Венец и кровь. Всегда так будет –
Готовя крест, кричат: «Осанна!»…
Прошло с тех пор почти сто лет,
Живет Россия в веке новом,
Но до сих пор святой портрет
На нас глядит с немым укором…
Судьбы Царской Семьи – это судьбы Отечества. И это прошлое, в которое мы совершаем путешествие вместе с поэзией отца Артемия, не слишком далеко от нас находится, как может показаться на первый взгляд.
100 ЛЕТ СПУСТЯ
Сто лет Россия без Царя –
Монарх оставлен был народом.
Пожар в исходе октября
Горит с семнадцатого года.
И до сих пор сердца, увы, –
Войною выжженная пашня.
Россия – без своей главы,
И звёзды – на кремлевских башнях…
Но свет сияет и во тьме –
Ведь ночь его не обымает.
На гордо поднятом челе
Отчизны крест святой сияет.
Так, Государь почел за честь
Жизнь положить свою «за други».
Отринув униженья месть,
Убит был с царственной Супругой…
Но ныне твой прекрасный лик,
Запечатлённый на иконах,
Напоминает: искони,
До ига тяжкого монголов,
Великий князь Святой Руси
Пред Богом был за всех в ответе…
Царь-Батюшка, ты нас прости
И, в вечном пребывая свете,
Родную землю возроди,
Народ воздвигни на сраженье.
Пусть, силам темным вопреки,
Бесов лукавых обольщенью,
Явится под конец времен
И сокрушит врагов коварство
Героев веры светлый сонм,
И Бог восставит русских царство.
О Страстотерпец Николай,
Сто лет назад твоим закланьем
Был обагрён Уральский край…
И ныне наше покаянье –
В молитве и любви к тебе,
В желании служить Отчизне.
Покорны мы своей судьбе.
Путь укажи нам к вечной жизни…