О БОГЕ, ЛЮБВИ, КРАСОТЕ
Эти беседы состоялись в некоторых школах и институтах. В их основе — желание помочь молодым людям увидеть себя в мире. Во-первых, увидеть мир: землю, звезды и бесконечность — то есть пространство. И почувствовать время: начало, историю и нынешний день. Во-вторых, увидеть себя, себе подобных. Оценить таланты, глубину и красоту человека — созданного Богом, Им согретого и просвещенного, Им спасаемого от смерти.
ЗНАКОМСТВО
С чего бы такого начать, чтобы поставить вопрос ребром? Зачем? А чтобы вы сразу, без лишних слов, задумались о серьезных вещах. От которых, между прочим, зависит ваше счастье. Пока ехал под землей, потом шел под небом на встречу с вами, всё перебирал разные варианты и в конце концов решил, что сейчас войду и скажу: «Здравствуйте, я — инопланетянин».
Несмешно? Честное слово, не собираюсь вас смешить. Моя задача иная. Об инопланетянине нисколько не шучу. Действительно им являюсь, но не в том смысле, какой всем известен. Обыкновенно инопланетянами называют пришельцев из далеких миров. А я ниоткуда не прилетал; полчаса провел в метро, потом еще минут десять шагал пешком, и вот — стою здесь.
Мы с вами жители Земли и родились сравнительно недавно. Но священник принадлежит столько же текущему времени — для нас это начало XXI века по Рождестве Христовом, — сколько и другим эпохам, когда наша с вами общая планета и выглядела иначе,
и на ее поверхности царила совсем другая жизнь. Вот в этом отношении священнослужители — представители таких ориентиров и ценностей, которые освещают единым смыслом все времена Земли. Ну а принадлежим мы седой старине , разумеется, не буквально: не помним же мы туманную древность, когда всю планет у покрывал и воды, плескался от полюса до полюса безбрежный Мировой океан. Читая же об этом в трудах физиков, палеогеографов, палеонтологов — например , о криптозое(дословно: скрытая жизнь ) и о последующих эрах, — я лично стараюсь понять значение глобальных трансформаций, то есть того, что Земля в истории своей не раз менялась до неузнаваемости. И не просто понять : эти бывшие перемены принять с верой в их целесообразность.
После океана образовалась суша, обнажились материки, на них появилась растительность. Климат повсюду был равномерным , теплым и влажным. В мировых джунглях обитали большие животные. Позже разразился Всемирный потоп, и современная наука свидетельствует об этом. Археология находит в Священном Предании о Всемирном потопе объяснение своим находкам: обнаруженным отпечаткам морских водорослей в горах, характерным для морского дна ракушкам на плоскогорьях. Тогда, при потопе, вода вновь покрыла Землю, но уже богато цветущую и разнообразно населенную. Человек на земле существует не только в определенном климате физическом , но и в духовно — нравственном. Римский оратор и политик Цицерон утверждал в I веке до Рождества Христова, что нет народа без религии. Равнодушных или атеистически настроенных племен человечество никогда не знало. И в нашу эру: в поздней Античности и в Средние века, вплоть до наступления так называемого Нового времени, у большинства граждан цивилизованного мира блаженное бессмертие являлось одной из важнейших ценностей бытия. Согласитесь, сознание того, что в конце жизни тебя ожидает экзамен и затем вечность, радостная или, напротив, безутешная, не могло не влиять на общественный климат — на стратегию и тактику политики, экономики, не говоря о содержании философии, богословия, искусства и литературы.
Итак, планет а внешне начиналась с океана, но не с простого, а со смешения всех элементов, с текучего — в нашем представлении — состояния первозданной материи. В начале, — повествуется в книге, название которой слышали все, а некоторые даже читали, в Библии, — сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою (Быт. 1: 1-2). Заканчивается Библия таинственны м текстом, его по — современному можно назвать футурологическим. Он открывает невидимое будущее, поэтому его называют Откровением, или Апокалипсисом (апокалипто по-гречески — открывать). В предпоследней главе Откровения автор этого произведения , Иоанн Богослов, созерцает величественное исполнение цели земной истории. Исполнение это в глазах апостола поэтапно, шаг за шагом, проясняется, перед ним разворачиваются всё более глубокие видения и наконец: …Увидел я, — свидетельствует апостол Иоанн, — новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя
земля миновали, и моря уже нет (Откр. 21:1). В начале материальной жизни на планете — расплавленность и неопределенность, потенциальность бытия, его форм — одним словом — море . В итоге — торжество всего определенно доброго, надежного. Уже ничто не качается под ногами, не бурлит и не грозит потопом. Моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый… (Откр. 21 : 1-2).
Мысль о цельности и изначальной продуманности жизни пронизывает земную историю. И в наши дни эта великая мысль напоминает о себе.
Где? В науке, свободной от злободневных тенденций. В Церкви. Церковь есть возвещение новой планеты на нынешней Земле, образ будущей жизни, созревающей незаметно. Сегодня меня пригласили к вам, чтобы вы услышали и мысленно представили себе, «что сквозит и тайно светит» под оболочкой времени и материи. Поэтому священника, да и вообще всякого церковного человека, позволительно назвать инопланетянином — посланцем новой Земли, к которой течет история.
И еще заметим: есть мысль о цельности и смысле, а есть почти то же самое, но переживаемое по- другому. То, что предшествует мысли: речь идет о чувстве. Чувство целого, или единства всего живого, подсказывает , что смысл лежит в основании мира , что в мире всё безупречно продумано и отечески любимо. И вот это последнее ощущение не только воодушевляет на труд честных ученых и исполняет надеждой и мужеством самых разных людей, составляющих Церковь, но и присутствует еще знаете где? В душе ребенка.
БЕСЕДА 1. ИСКАНИЯ БОГА
О БЕСКОНЕЧНОЙ ВСЕЛЕННОЙ
Когда я учился во втором классе, мне подарили на день рождения большую книгу о космосе. Она написана была просто, специально для детей, и, главное, в ней были замечательные цветные иллюстрации во весь книжный разворот. Мне еще в школе заранее становилось весело, потому что я знал, что дома в наступающих сумерках я включу абажур, усядусь поглубже в кресло и погружусь в необъятное темно-синее небо с мерцающим и звездами. Конечно, не я в него погружался, а ночное небо опускалось на меня и обнимало, уносило ввысь, и я парил в нем без всякого труда, мгновенно преодолевая расстояния в тысячи световых лет. Передо мной, как громадные паутины узоров, расступались близкие и далекие миры, я слушал умом звенящие просторы и представлял, что это сферы, небесные дуги трутся друг о
друга и протяжно поют. Я вглядывался в тускло поблескивающие
туманности и бродил внимательными
глазами по безымянной красно-коричневой планете,
бугристая поверхность которой слабо освещалась
той звездой, вокруг которой она вращалась.
В книге был еще большой космический корабль
с прозрачным бортом во всю длину, чтобы можно
было видеть, что у него там внутри. Корабль уносился
навстречу неизвестности, и астронавты, собранные
в зале управления перед экранами, пристально
смотрели в таинственные дали. Они были сосредоточенны,
но спокойны, и руки их чутко лежали на разноцветных
кнопках и рукоятках пультов. Другие космонавты
обедали в кают-компании, играли в шахматы,
читали в своих отдельных каютах, а один спал
так же безмятежно, как на Земле : голова на пышной подушке, ладони лодочкой под щекой.
Они улетят далеко, сфотографируют и словами опишут новые галактики, опустятся на необитаемые небесные тела и всё расскажут Земле, тем людям, что сопровождают их в полете, по радио. Так бы никто никогда и не узнал о запредельных солнцах, о
Млечных Путях, о блуждающих огнях, а так, благодаря космонавтам, все узнают. И Вселенная станет
доступней, расширит свои границы, на ее карте появятся новые звездные системы, то есть получится, что мы уже станем жителями бесконечности, в нашем уме мириадами огней отразится огромный мир.
Не такими взрослыми словами я объяснял себе
свои созерцания, но приблизительно такие мысли
волновали меня . «И вот, — продолжал я думать, —
корабль долетит до самого конца, до границы звездных
миров : что там откроется космонавтам? Не может
же там быть совершенной пустоты!» — «Почему
же не может? — возражал я себе. — А вдруг?» — «Нет,
никак не может , потому что, потому что, — я чувствовал,
что не может, но не мог подобрать слов, —
с тех пор как появился человек, который смотрит
вперед и думает, пустоте некуда убежать. Она могла
быть, пока ее не заметили, а как только ее разглядел
кто-то, значит, она уже не пустая».
Моя маленькая душа увидела себя под бесконечной высотой и над бездонной глубиной: куда ни полети,
конца-краю не будет, но всюду распахнется
вширь порядок, засияет свет, слух уловит хрустальное
пение . А если мир ы есть везде, даже там, куда
никто никогда не долетит и никому о том не расскажет;
если они, галактики, звезды, их спутники там,
за пределами всех человеческих взоров, существуют,
то зачем они там и для чего такие красивые?
Кто восхитится узорами невиданных галактик?
Вот мы, жители чудесной и неповторимой планеты
Земля, такие сложные душевно-телесные существа, можем так никогда и не увидеть красоту иных неоткрытых
миров, потому что ее навсегда сокроют в
себе бесконечные дали. Но мы и вообще очень многого
не видим и не знаем. Мы прочитываем за жизнь довольно мало книг: всего несколько сотен в лучшем
случае. Из семи миллиардов наших современников
мы знакомы с очень узким кругом людей. Мы успеваем
освоить всего несколько умений, одну-две профессии.
Ну и что? Это совсем не беда. От нас требуется
иное: надо стараться понимать то, что нам дано; а
понимать — это обнимать мыслью и душой, вникать
сердцем, любить.
Что любить — Вселенную? Ею можно любоваться,
изучать ее, но всецело посвятить себя ей, совершить
какой-нибудь исследовательский подвиг — для этого
нужно что-то личное. Подвиги совершаются ради
тех, кого любишь. Именами любимых называют новые
звезды. И вот когда одному человеку удается полюбить
другого, то есть внести свет своего чистого
чувства в еще недавно чужую ему жизнь, тогда в этом
своем чувстве он открывает для себя целый мир, по — человечески
красивый и теплый, живой: Вселенную
обитаемую, наполненную дорогим присутствием.
О ТОМ, ЧТО ВСЕ НА СВЕТЕ — В ЕДИНСТВЕННОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ
В столярный цех при храме принесли однажды часть старинного фортепьяно, уцелевшую от пожара.
Инструмент был австрийский, сделан в конце XVIII века в Зальцбурге. Наши столяры рассматривали внутренний угол корпуса, изучали способ соединения двух деревянных полотен и восхищались: скрытая от глаз изнанка инструмент а отполирована,
покрыта лаком, собрана так, как иной раз и наружная сторона не выглядит. Если бы не пожар — так этот стык и остался бы тайной. Ребята уважительно качали головами, но вообще-то недоумевали: зачем австрийцы так старались?
— Ну и кто бы эту работу увидел? — усмехнулся один паренек.
— Как «кто»? — воскликнул я. — Мастер! Закончив труд, он мог оценить его объективно, сказать: очень хорошо, зер гут. Настоящий мастер самого себя судит строже всех, потому что тонко разбирается в своем ремесле.
Тайга в Сибири большая, вы знаете. Там не исчезли еще заповедные места, куда не ступала нога человека. И эти нетронутые чащи, не узнавшие твердых подошв скалы, прогалины без кострищ и берега ручьев без жестянок — первозданно красивы. Их кто видел?
А живое и яркое морское дно? Не самые глубины, нет — помельче и поближе, но куда еще не успели добраться туристы. Может быть, там укрывается в безвестности неповторимое сочетание красок и форм — растения, раковины, свет и рыбы складываются в сказочные сады. Или неоткрытые пещеры с известковыми сталагмитами и сталактитами, выросшими от капающей и сочащейся воды, тяжелыми, как люстры, и изящными, как застывшие струи фонтанов . Они переливаются всеми цветами радуги, когда посветят на них фонарем. Их кто видел? Это «внутренние углы» мироздания , та его изнанка, до которой еще не добрался пытливый взгляд человека. Без изнанки нет лица , поэтому изнанка— у искусного мастера — должна быть прочной и нисколько не уступать тому, что видно сразу. Если убеждаешься, что «внутри» так же хорошо, как и снаружи, значит — мир не декорация, не халтура, какую выпускают люди в надежде быстро заработать, но в нем все предельно серьезно, добросовестно, на всем лежит печать мысли. Все части целого не просто в согласии, но все друг другу служат: гряда гор — плодородной долине , защищая ее от северного ветра; доктор — повару, и повар — доктору, а учитель тому и другому, потому что у обоих растут дети. В общем хоре у всякого явления — своя роль. Поэтому, заметим, нет двух одинаковых деревьев, даже если эти деревья одной породы и растут рядом. Непременно две сестры-сосны будут хоть чем-нибудь различаться. И при этом сосна рождена в определенном климате, в своей родной среде. Она, как писал Лермонтов, произрастает на «севере диком», а «прекрасная пальма… в пустыне далекой». И вместе им, увы, не быть: ни сосне под тропическим
солнцем, ни пальме в сыпучих снегах. Всё на свете единственно. Земля наша тоже единственная в своем роде, у нее в галактике свое незаменимое место, своя точка зрения на космос. И людей, ее населяющих, землян, больше нигде нет. Нет именно людей. А пребывает или отсутствует в мире иная разумная жизнь — это вопрос отдельный. На веру можете принять, что она есть, и составляют ее невидимые духовные существа, силы небесные — так называют их. Жизнь людей является результатом взаимодействия
разнообразных условий. Непостижимо многому в бесконечной Вселенной нужно было прийти к сочетанию, чтобы раскрылся, как цветок в саду, человек на Земле. Обладая исключительными возможностями и способностями, мы естественно назначены возделывать и хранить планету, познавать бескрайний мир, быть во Вселенной ее мыслящими голосами. Береза ветру не расскажет о том, какое над лесом чистое синее небо. Зато нам свои слова скажут все, и мы постараемся всех понять, потому что призваны соединять всё живое.
У каждого человека в мире — в текущий момент и в истории — уникальные отпечатки пальцев, неповторимая сетчатка глаза, неподражаемый тембр голоса, прикус зубов, разворот ступней при ходьбе, почерк и, наконец, свои родители, любовь, биография.
Каждый — личность, то есть существо, одаренное талантом творить свою собственную судьбу. А не проще было бы поставить на конвейер партию кукол: бледно-розовых, желтых, шоколадного цвета? Каждую выпустить в свет со встроенной программой:
не курить, не ругаться гнилыми словами, до брака хранить чистоту — чтобы были здоровыми будущие дети, не поступать жестоко, музыку не включать очень громко — чтобы у соседей не было истерики или приступа стенокардии. Словом, уважать старших и не вредить никому даже неумышленно. Покрыть бы земной шар такими говорящими куклами, киборгами. Вы не желаете быть куклой?
Странно. Тогда чего же вы хотите: подраться, своровать и сесть в тюрьму? Тоже нет. Вы скажете, хотим посередине , чтобы не мертвыми, как роботы, и не безумными за компанию. Свободными.
Честно скажу, вы меня немного развеселили! Легко сказать — посередине! Чтобы ходить по канату, надо много тренироваться, и лучше всего с детства или хотя бы с юности. Видели когда-нибудь детей профессиональных циркачей? Они еще маленькие,
а уже участвуют с папой и мамой в номере, да иногда в самом опасном трюке. И так всегда и во всем: нельзя без напряжения стать и остаться личностью, существом свободным и мыслящим. Поэтому человек живет так, как сам выбирает. Только бы действительно
выбирать, думать! А то: имей свое мнение, выбери пепси-колу! И не спрашивай: нет ли еще чего-нибудь попить? Не поймут.
Вы, несомненно, догадываетесь, что только свобода выбора придает ценность любому решению. Помнится, в одном молодежном журнале предлагалось сделать выбор между гадостью большой и гадостью поменьше, но и намека не было на то, что всё это вместе — безумие. Выбирать следует не между марками сигарет и формами уродства (производители отрав и ядовитой информации издеваются над нами и зарабатывают на нас деньги), но между «убивать себя» и «не убивать».
То же самое касается духовной и умственной жизни. Перед нами выбор: видеть в мире красоту и печать мысли или ничего такого не замечать? Это очень важно, от этого зависит наша судьба.
Замечать — значит взрослеть, становиться мудрым, сильным, всё более свободным. В конце концов, по-настоящему счастливым человеком. Может быть, я вас удивлю, если скажу, что подлинному счастью — это когда совесть чиста, в уме порядок, а в сердце и любовь, и радость о жизни, и благодарность за нее — тоже учат, как родному языку, алгебре или музыке. И прежде всего этому учат в семье, но и в хорошей школе, то есть в такой, где думают не только о показателях, но и о том, в какую сторону пойдет человек после: направо, налево… Заплутает или выйдет к цели?
КУДА НАПРАВИТЬ СИЛЫ
С чего начинается и чем наполнена человеческая жизнь первые лет пять? Заботой родителей, взрослых.
Детей пеленают, моют, лечат, занимаются их питанием в широком смысле. Молоком, смесями и кашами, но и воспитанием. Ведь человек, как вы, должно быть, слышали, есть то, что он ест. И ест он не одним ртом, но и глазами, ушами, всеми чувствами, чтобы напитать ум и сердце. Впитывает окружающий мир, его свет и силу, а потом это благо возвращает: благодарит. А эгоист — прореха, он немного похож на черную дыру в космосе. Его питали — воспитывали, учили -лечили, а он рад стараться, богатеет в себя. Но
это ему только так кажется. Он больше теряет, чем приобретает. Где можно увидеть эгоиста? Я думаю, в зеркале. Если не вылитого, то, по крайней мере, некоторые характерные черты… Мне иногда с сознанием совершённого подвига рассказывают о том, как было трудно из голых стен квартиры создать прекрасное уютное жилище или на пустом месте возвести дом, разбить сад, проложить
аллеи. Спору нет, как славно — облагораживать вокруг себя пространство. Но это так же естественно, как заботиться о своем здоровье и содержать тело в чистоте. Зубы себе почистил — ждать теперь общественного признания? Или награды за то, что сытно
поел? Вот если бы мы в хосписе чистили зубы старикам и инвалидам, и еду отправляли туда, где ее не хватает… Хвалиться вообще некрасиво, но хвалиться тем, как поработал для себя, для своей семьи — странно. Быть заботливым, чистоплотным, воспитанным, честным — это всего лишь норма.
Не воровать, как вы думаете, хорошо или плохо? Ну, правильно! Воровство — преступление ! Когда в обществе учредят ордена «За службу Родине без взяток», «За десять лет труда без воровства» или «За многолетнюю верность в супружеской жизни» — это будет означать, что сломалась шкала вечных ценностей: преступление вошло в норму, норма стала «подвигом» (вон уже ордена дают!), ну а подвиг и добродетель, героизм и святость вознеслись на небо, покинули с грустью людей.
Но задуман же был человек как существо, устремленное к лучшему, всё более и более светлое, святое. Вообще людям свойственно мечтать о счастье. По — разному мы себе его представляем, но ищут его почти все. Многие из вас хотят больше и основательнее
знать — чтобы приносить пользу. И это не что иное, как врожденная тяга к совершенству. Иначе — внутренняя сила, энергия. От электроэнергии случаются пожары, это правда, но вырабатывается — то она, чтобы светить, возить, лечить, информацию передавать.
В целом ясно: надо помочь человеку выбрать верное направление в жизни — всего — навсего.
Князь Дмитрий Владимирович Голицын (1771 —1844), был талантливым боевым генералом и выдающимся государственным деятелем Российской империи. Александр I назначил его на должность генерал-губернатора Москвы, разоренной и сожженной Наполеоном в 1812 году. Назначение князь получил не сразу после изгнания французов, а спустя восемь лет, в 1820-м, когда страна начала
приходить в себя. Голицына император просил восстановить первопрестольную столицу.
В течение двадцати четырех лет управлял Москвой князь Дмитрий Владимирович и приобрел за это время, как пишут историки, «искреннюю нелицемерную любовь москвичей» . Он прокладывал проспекты и бульвары, разбивал сады, возводил фонтаны, осушал старые городские болота и чинил канализацию , строил больницы и приюты, открыл итальянскую оперу, поощрял российское купечество, покровительствовал университету, был уважаемым меценатом. В памяти потомков останется его кипучая благотворная деятельность во время эпидемии холеры в 1830 году.
Однажды, покинув тюремную камеру после разговора с заключенными, он обернулся к сопровождавшей его свите и заметил, что счастливцы, находящиеся на свободе, могли бы тоже оказаться за решеткой, и только правильное воспитание избавляет от неволи. От несвободы во всех смыслах. Наверное , мудрому князю вспомнилось сразу многое, когда он сказал о воспитании: прежде всего
заботливая и строгая мама, пережившая пять царей.
Наталья Петровна Голицына родилась в 1740 году, а преставилась в 1837-м на 97-м году, во время царствования шестого государя императора Николая I. Она пользовалась особым уважением в правящих кругах, как живое олицетворение преемственности времен. Ее сын, один из главных сановников государства, уважал и почитал свою легендарную матушку. Пушкин в «Пиковой даме» изобразил ее в несколько искаженном свете — сочинитель! — а она этого, конечно, не заслуживала. Была требовательна, собранна, временами сурова. Но каких сыновей воспитала! Нынешним и будущим мамам у нас в России есть с кого брать пример. Вспомнились князю, вероятно, годы сосредоточенной учебы дома и в Европе, проведенные бок о бок с ровесником братом, героем Бородинской битвы, как и он сам. Родители вложили свое сердечное тепло в сыновей, а сыновья согрели и утешили тысячи.
НАС ПОМНЯТ И ЛЮБЯТ И НИ С КЕМ НЕ ПЕРЕПУТАЮТ
Итак, подумаем о своей физической и душевной уникальности. Действительно, второго такого, как я или ты, не существует, каждый человек — единственный, бесконечно драгоценный, его ни с кем нельзя спутать и никогда нельзя забыть: поэтому только к такому, неповторимому, можно прикипеть сердцем. Когда тебя, маленького, любят мама и папа, бабушки, дедушки, ты без слов усваиваешь, кто ты для них. Единственность — знак отличия. На ком этот знак стоит, того любят. Но если все — единственные, значит — я это понял давно, думая об убитых солдатах, лежащих на поле битвы, — где-то любят каждого. Когда каждый — неповторим, то это для того, чтобы любой из нас не потерялся в вечности, а сейчас — в космосе. В двух-трех одинаковых вещах запутаться легко. Но дело в том, что на свете нет абсолютно неразличимых вещей, как нет и зеркально похожих людей. Один близнец, по имени Александр, срочно вылетел за границу с каким-то заданием от фирмы и ничего лучшего не придумал, как послать своего брата Алексея, похожего на него как одна капля воды на другую — только мама их различала, — со своей девушкой в театр, чтобы та не обижалась. Саша опасался, что их дружба может прерваться. А девушка ничего не знала о существовании брата-близнеца. Даны подробные инструкции, всё отрепетировано: какое мороженое Таня любит и чего она терпеть не может. Брат одет в костюм брата, ведет себя как
разведчик, голос у него такой же. И на имя не свое откликается, привык в детском саду и в школе. Одних учителей сколько раз они разыгрывали: Саша учит русский, Леша — алгебру; экономят время. Так привыкли друг друга подменять и не подводить, что оба стали отличниками. После театра идет Таня с двойником своего кавалера по бульвару, а у самой сердце не на месте, необъяснимая тревога в груди. Всё вроде бы как всегда, но чувствует она неладное.
— Послушай, — говорит, — мне кажется, ты какой — то не такой сегодня. Может быть, я тебе больше не нравлюсь? Так и скажи. Расстанемся мирно. Посмотрю на тебя — всё тот же Саша. А душа почему-то незнакомая. Лешу-близнеца эти слова застали врасплох, и он испуганно воскликнул:
— Да ты что, еще как нравишься! Подожди немножко, я скоро вернусь.
— А где ты сейчас? — осторожно спросила Таня.
— Я? — Алеша отчаянно пытался спасти ситуацию.
— Я после всё расскажу.
И вот мальчишкой, читая о Бородинском сражении, потом о битве под Москвой в 41-м году, я рассуждал: если каждый из погибших был один — единственный и такого не было и больше не будет (а он что-нибудь слышал или видел, чего никто не знает и, конечно, детей своих жалел так, как никто не пожалеет), значит, с его гибелью что-то пропало навсегда. Или нет? Где-то же должна быть такая память, в которой всё записано. Не похожий ни на кого для того-то от всех и отличается, чтобы его помнили. Но где и кто?
Когда я впервые, в детстве, подумал о смерти, эта мысль вызвала у меня не столько страх (хотя страшным холодом повеяло на душу), сколько недоумение и глубокое, идущее из сердца, несогласие: как же это, меня , которого так любят родители и который так
рад, что живет на свете, и вдруг не будет? В рассказе «Что я люблю…» Виктора Драгунского отец спрашивает у сына на прогулке в зоопарке : «Ты что скачешь»?
А сын отвечает: «Я скачу, что ты мой папа». И папа понимает. Распирают чувства. Потому что радости свойственно переливаться через край край — прыгать, кружиться, сочинять стихи.
Живший три тысячи лет назад царь Израиля Давид — военачальник, мыслитель, поэт — любил Бога и всё Божье, то есть всякую святую вещь и драгоценность. Когда торжественно, с восклицаниями и трубным и звуками, переносили главную святыню народа, ковчег Завета, в новую столицу Давида — Иерусалим, царь в одном льняном ефоде (длинной рубахе до пят) «скакал из всей силы пред Господом», и плясал, и играл на разных музыкальных орудиях, и раздавал дары. Скачущий сын пред Отцом-Богом. http://www.sv-krest.ru/young/pavel_kartashev.pdf