Учась в седьмом классе, я по уши влюбилась в одноклассника своего старшего брата (он учился в десятом). Влюбилась я не одна. Вместе со мной по Сережке вздыхали все мои одноклассницы, да и вообще почти все девчонки из школы.
Во-первых, Сергей был очень симпатичный – длинноволосый блондин, светлоглазый, с чистым узким лицом, высокий и статный.
Во-вторых, он хорошо учился и был каким-то необыкновенно обаятельным. У меня дрожало и заходилось в радостном трепете сердце, когда Сергей как-то по-особенному – чуть смущенно и широко – улыбался, прищурив глаза.
Сергей был одинаково приветлив со всеми друзьями и подругами, довольно бесстрастно и даже с некоторой необидной снисходительностью относился к своим юным воздыхательницам (это я теперь понимаю). Он со всеми держал некую дистанцию. Это еще больше возвышало Сергея в моих глазах.
И, наконец, Сергей был капитаном школьной баскетбольной команды и очень хорошо играл на гитаре.
Мы, девчонки, млели и таяли, когда зазванный на наш школьный «Огонек» Сергей играл на гитаре и пел; волосы его были собраны в маленький хвостик на затылке и стянуты резинкой, и мы готовы были броситься перед ним на колени и поклясться в вечной любви, когда Сергей с надрывом и хрипотцой, свойственными Высоцкому, выводил:
За меня невеста отрыдает честно.
За меня ребята отдадут долги…
За меня другие отпоют все песни.
И, быть может, выпьют за меня враги…
Он очень любил песни из репертуара Высоцкого, Окуджавы, Визбора. Ни один новогодний «Огонек» или выпускной вечер не обходился без Сережки.
Я помню, как он с необыкновенным вдохновением и грустью исполнил на выпускном песню, от которой рыдали все – от директора до случайного прохожего, забежавшего под видом гостя поглазеть на выдачу аттестатов:
А все кончается, кончается, кончается…
Едва качаются перрон и фонари.
Глаза прощаются, надолго изучаются.
Итак все ясно, слов не говори…
Одевался он всегда модно, но не кричаще, без вычурности. И – странно – никогда не ходил на дискотеки. Это-то обстоятельство очень и удивляло и меня, и моего брата.
– Говорит, что не любит этот вид развлечений, – пожимая плечами, говорил мой Женька и добавлял: – Ну да, не может же быть в одном человеке только все положительное!
А однажды я узнала еще одну подробность о Сереже. Моя мама состояла в родительском комитете школы и часто решала всякие организационные вопросы с классной руководительницей Жени Любовью Павловной.
Случайно я услышала, как мама хвалит по телефону Сережу, – он перетащил с третьего этажа на первый в актовый зал столы и стулья для утренника первоклашек.
После разговора мама заявила отцу:
– И Любовь Павловна тоже Сережкой не нахвалится. Говорит: «Хороший парень, недаром мать у него в церкви работает». Я и говорю Женьке: держись за него, с ним не пропадешь.
Вот так я узнала, что мама Сережи работает в церкви и сам он – верующий. Впрочем, тогда это не произвело на меня никакого впечатления.
В восьмом классе я с подружкой отправилась на баскетбольный матч в другую школу: выпускной класс, где учился мой брат (и, понятно, Сережа), играл против выпускников соседней школы. Я поехала «поболеть за брата», хотя наши с Анькой взоры были устремлены только на Сергея.
Конечно же (а как иначе?), Сережкина команда победила.
Мы ехали в метро счастливые и голодные. Сначала вся наша компания (одиннадцатый класс, а также половина девчонок из восьмого, девятого и десятого вместе с неизменной Любовью Павловной) решила завалиться в «Макдоналдс» и там утолить голод – но, увы, в этом заведении не было ни одного свободного столика и слишком длинные очереди.
Тогда, немного подумав, мы решили скинуться по несколько рублей и купить пиццу.
Любовь Павловна вынесла из магазина две большие коробки с пиццей.
Мы оккупировали троллейбус и стали с аппетитом есть, разрезая пиццу пластмассовыми ножиками.
Любовь Павловна следила, чтобы всем досталось по куску.
– Чей кусок остался? Кто еще не взял? Я же всех считала! Сережа, ты не взял? Точно, Сережа! Вот твоя пицца!
Почему-то Сергей стал наотрез отказываться от пиццы.
Любовь Павловна была особенно настойчивой и уговаривала его, как ребенка.
Наконец она воскликнула:
– Сереж, ну что с тобой? Поста ведь сейчас никакого нет, Рождество прошло. Можно мясо есть!
Ребята с интересом стали поглядывать на Сережу. Наверное, никто не знал, что он верующий. И не просто верующий, а еще и постится.
– Ешь, можно! – настаивала Любовь Павловна довольно громко.
Я следила за Сергеем не отрываясь.
– Нельзя, – вдруг с улыбкой сказал он.
– Чего нельзя? – поинтересовался кто-то из ребят. – Мясо есть нельзя?
– Вегетарианец, что ль?
– Диета?
И Любовь Павловна чуть ли не вцепилась в Сережины плечи.
– Почему нельзя? Пост же закончился!
– Для меня снова наступил, – как-то спокойно произнес Сергей. – Я пощусь три дня, чтобы потом исповедаться и причаститься. Перед этим нужно хотя бы три дня поститься.
Почему-то мы все стояли, как массово парализованные.
Это казалось невероятным: наш Сергей – баскетболист, цвет класса, гитарист, красавчик в модных джинсах, и вдруг – ходит исповедоваться и причащаться и постится перед этим!
Первой пришла в себя Любовь Павловна.
– Да брось ты! От куска пиццы грешнее не станешь. Это будет мой грех, о’кей?
Сергей с обаятельной улыбкой покачал головой.
– Не могу. Мой духовник меня тогда к Причастию не допустит.
– Кто не допустит?
– Священник, что ль?
– А ему какое дело?
Это была самая настоящая горячая дискуссия!
Сергей, внешне абсолютно бесстрастный, спокойный, отвечал на все наши вопросы.
Кто-то из ребят сочувственно покачал головой и сказал:
– Ну, это ничего… Бывает…
Спор, вернее, обмен мнениями, закончился; каждый, наверное, остался при своем.
Напоследок Любовь Павловна жалостливо воскликнула:
– Ну, как же ты голодным ходишь? А силы на учебу?
Сережа достал из своего рюкзака сверток и помахал им.
– Я вообще-то еще дома запасся провизией.
– Практично! – похвалила Любовь Павловна. – А что это?
– Пирог со шпинатом.
– Постный? – полюбопытствовала подруга.
– Да, конечно. Хотите попробовать?
…И на всю жизнь мне запомнились позвякивающий, шумный, почти уже ночной троллейбус с инеем на стеклах, с ватагой смешливых ребят и девушек, Сергей, прислонившийся спиной к стеклу на задней площадке, с постным пирожком в руке, и некая витающая тайна чуждой, неузнанной, непонятной души.
После этого случая отношение к Сергею, по-моему, ни у кого не изменилось. Мой Женька, правда, первое время беззлобно над ним подсмеивался: «Не ожидал! В сказки верит, а такой вроде бы большой и умный мальчик».
Несколько лет спустя (когда я сама стала верующей) я спросила у Сережи:
– Неужели у тебя не возникло мысли о том, что твой рейтинг может упасть до нуля? Такой весь крутой, независимый супермен – и вдруг, оказывается, попал под влияние Церкви и, как безвольный слабак, ходит рассказывать свои ошибки и проступки священнику! Неужели ты не подумал, что тебя могут высмеять друзья и ты больше не будешь душой коллектива?
Сергей рассмеялся:
– Не знаю. Не подумал. В тот момент я думал только о том, что могу как бы предать Христа. Показаться неверующим, хотя я с детства ходил в храм. В конце концов, ничего же не произошло в финале. Как ко мне относились все, так и продолжали относиться. Вера здесь ни при чем. Хотя всякое было…
Прошло шесть лет с того момента, когда Сергей жевал в троллейбусе пирог со шпинатом и все узнали, что он – православный христианин, и вот уже два года подряд в Рождественский пост я обязательно жарю пирожки со шпинатом. Это стало нашей традицией. Потому что на первом курсе института я вышла замуж за Сергея.
Но это, как говорится, совсем другая история…http://elefteria.ru/category-dosug-dlya-podrostkov-pirog-so-shpinatom/