1
— Так я тебе и сказала! – с досадой прошептала Юля.
Предосторожность бывалого археолога Владимира Всеволодовича насчет найденной плиты с мозаикой оказалась совсем не лишней. Живые барометры местных стариков оказались намного точнее сводки погоды, обещавшей жаркий и солнечный день без осадков. Как и обещала всегда все знающая Юля, после ужина сначала посеял, а потом пошел крупный и долгий дождь. Но тщательно укрытая брезентом плита была уже надежна защищена даже от самого сильного ливня.
— Ой, как хорошо! — первой обрадовалась дождю Лена и, смахнув со лба прядь волос, объяснила помогавшему ей складывать посуду Стасу: — Не надо будет сегодня идти поливать огород!
— Устала? – понимающе кивнул ей Стас.
— Что ты! – удивилась Лена. — Мы деревенские – ко всему привычные! Просто… — она чуть запнулась и покраснела. – Теперь я целый вечер смогу побыть с тобой!
— И я тоже! – неожиданно раздался голос невесть откуда возникшего Вани.
— Да-да, конечно! – без особого воодушевления согласилась Лена, и Стас тоже не решил вот так, с первого же дня отказывать другу.
— Заодно и поработаем! – предложил он.
— Чего-о?! – с недоумением посмотрел на него Ваня. – Тебе что – за день что ли не хватило?
— Но ты же ведь сам слышал, какое задание дал мне Владимир Всеволодович!
— У меня, между прочим, в это время наушники от миноискателя на ушах были! – напомнил Ваня.
— Тогда объясняю, — не стал спорить с ним Стас. — Нужно найти через интернет подходящую историческую пьесу для постановки прямо на месте раскопок и написать объявление о празднования 900-летия Покровки.
— А, ну это можно… Дел-то на пару минут! – обрадовался Ваня и с лукавинкой подмигнул другу: — А потом дашь мне свой компьютер, я на нем в игры поиграю! А вы тем временем с Ленкой пообщаетесь…
— Ой, Стасик, найди ему такую игру, чтобы он всю ночь от нее оторваться не смог! – попросила Лена и, поймав на себе насмешливый взгляд брата, покраснела: — То есть я хотела сказать, пока мы с ним будем разговаривать! И вообще, я пока домой сбегаю, переоденусь, а вы идите и, как следует, наболтайтесь по дороге, чтобы потом уже только на меня одну у Стасика время осталось! – вконец застеснялась она и убежала.
Сидевший под пологом за большим столом Александр посмотрел ей вслед, затем подождал, пока уйдут Стас с Ваней и, подойдя к Юле, спросил:
— Слушай, ты не знаешь, где живет этот Ваня?
— А зачем он тебе? – сразу же насторожилась та.
— Да понимаешь… — прямо на ходу стал выдумывать парень, — У меня в плеере батарейки сели, и, как назло сегодня дежурить с десяти вечера до двух ночи. А в магазине таких нет. Может, у него найдутся? Я у него однажды похожий на мой плеер видел!
— Нет, не знаю… — сделав вид, что немного подумала, отрицательно покачала головой Юля.
Александр с недоумением посмотрел на нее:
— А говоришь, все знаешь…
В Юле несколько мгновений отчаянно боролись противоположные чувства: ревности и гордости, но ревность, в конце концов, пересилила, и она уже твердо сказала:
— Значит, все, да не все!
— Ну ладно! – пожав плечами, отошел от нее Александр.
— Так я тебе и сказала! – с досадой прошептала Юля. – Знаем мы, какой тебе «Ваня» нужен… Нет, вашу с Людкой любовь я разбила, а эту наоборот, буду беречь теперь, как наш руководитель эту мозаику. Еще бы – такая чистая любовь по нынешним временам, как бы он выразился – ратитет! Хотя, как говорит все тот же Владимир Всеволодович, — есть и «закон парности»… — вдруг задумалась она вслух и с надеждой посмотрела на подбежавшего к Валентину и, судя по всему, задавшему ему тот же самый вопрос, Александру…
2
— Я пока вижу лишь то, что тебя что-то тебя мучает! – прервал Ваня друга.
Ваня со Стасом неторопливо шли по мокрой дороге.
Дождь прекратился так же быстро, как и начался. Но потемнело еще больше, словно он собирался с еще большей силой обрушиться на землю.
— Как бы урагана не было! – с тревогой посмотрел на небо Ваня. – В этом году обещают сильные грозы и шквалы. У нас однажды такое уже было – с некоторых домов даже крыши сорвало.
Он несколько раз оглянулся прямо на ходу и, наконец, озабоченно покачал головой:
— И вообще не нравится мне все это…
— Что, крыша у вашего дома совсем слабой стала? – думая о чем-то своем, рассеянно уточнил Стас.
— Да нет… У моего отца руки золотые, если что сделает – то раз и навсегда! Я о другом… Зря они ее так оставили!
— Кого?
— Не кого, а что – эту плиту с мозаикой!
— Так ведь они ее брезентом укрыли!
— При чем тут брезент? Ее в бронированный сейф сразу надо прятать было! Ты что ничего не понимаешь?
— Нет…
Ваня посмотрел на Стаса и покачал головой:
— Ну ты, словно Владимир Всеволодович в другом времени жить стал! И вообще, что с тобой? Прямо какой-то малосольный приехал! Дома что-то случилось?
— Да нет… Скорее, наоборот!
— Что – на личном фронте? Говори, я тебя, как мужчина мужчину пойму и не выдам.
— Да какой у меня может быть личный фронт, кроме того, который ты каждый день перед своими глазами видишь! – усмехнулся Стас.
— Я пока вижу лишь то, что тебя что-то тебя мучает! – прервал его Ваня. — И Ленка вся уже извелась от этого… Всякие глупые мысли ей в голову лезут. Мне-то, как другу, хоть можешь сказать?
— Нет…
— Но почему?
— Да потому что я и сам еще толком ничего не пойму… Как только во всем разберусь, сразу скажу. И тебе, и Ленке!
— Ладно… — не очень охотно согласился Ваня и, желая поднять настроение другу, перевел разговор в другое русло: — Тебе хорошо, ты уже определился и куда поступать, и кем
Стас как-то странно посмотрел на него и ничего не ответил, только стал еще более мрачным.
— А я вот еще не решил, что буду делать после школы! – не замечая этого, продолжал Ваня. – Сначала, наверное, отцу пойду помогать. А то эти браконьеры вконец обнаглели. А после — в армию…
— Дедовщины-то не боишься?
— Ха! Это они пусть меня боятся! – Ваня сжал пальцы во внушительный кулак и показал его другу.
— Что – сам других обижать будешь? – удивился Стас.
— Нет, наоборот! Блаженны миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся! – процитировал Ваня и мечтательно вздохнул: — Представляешь – стать сыном самого Бога! Так что рота, в которой я служить буду, образцово-показательной для всего полка, а то и дивизии станет! А может, и по церковной линии пойду… Отец Михаил говорил, из меня неплохой священник получиться может…
— А может, все-таки в институт?
Ваня отрицательно покачал головой:
— Никак невозможно! На бесплатный вуз не хватит моих знаний, а на платный – денег… К тому же Ленка растет, пусть ни в чем не нуждается, а потом я и с институтом хоть ей помогу!
— Об этом пусть твоя голова не болит! – предупредил Стас. — Со временем я сам о ней беспокоиться буду!
Ваня так внимательно посмотрел на него, что даже приостановился:
— Значит, у тебя с ней действительно все так серьезно?
— А ты как думал? – удивился Стас. – У нас в роду это генетически. Если женятся или выходят замуж, то, как ты говоришь – раз и навсегда!
— Значит, не только друзьями, но и родственниками будем! – обнимая Стаса за плечо, обрадованно проговорил Ваня и снова беспокойно оглянулся.
— Да что ты так за эту плиту боишься, ну сам подумай, кто такую махину утащить сможет? Ничего с ней не случится! – тоже обнимая его за плечо, успокаивающе заметил Стас.
— Случиться, может и не случится, — кивнул Ваня. — Но не нравится мне, то, что внедорожник с черными археологами, все время вокруг нас ездил…
— Ну и что в этом особенного?
— Так ведь отец-то весь день сегодня дома – радикулит у него… Они бы, воспользовавшись таким случаем, из лесу бы не вылазили! А еще этот антиквар…
— Что антиквар?
— Тоже должен в районе быть, ведь его основной хлеб – сидеть и дожидаться от населения старинных вещей, ловить, так сказать, золотую рыбку в мутной воде…
Ваня понизил голос и сказал самое, на его взгляд подозрительное:
— Но самое главное, после того, как мы эту плиту нашли, они все вместе с нашим завхозом у магазина сошлись и целых полчаса делали вид, что курили!
— Ну и что здесь такого?
Ваня посмотрел на всегда мгновенно соображавшего друга, который на этот раз, силясь понять, куда он клонит, только выжидающе смотрел на него и, теряя всякое терпение, выпалил:
-А то, что этот антиквар не курит!
Стас тут же превратился в прежнего Стаса и быстро сказал:
— А вот это уже действительно интересно… Если прибавить, что и Молчацкий тоже где-то здесь, говорят крутится… Это что же тогда получается: черные археологи, антиквар, Молчацкий, завхоз…
— Ну, наконец-то! – обрадовался Ваня. — Только я думаю, Молчацкий и тем более завхоз здесь не при чем.
— Почему?
— Над ним и так один срок висит, и он как только может старается смягчить будущее решение суда… А завхоз – мелкая сошка, просто хапуга, который на экономии бюджета студентов зарабатывает себе на пиво и сигареты.
— А он, собственно, кто: из местных?
— Да нет, их — институтский! Мне одна студентка, которая говорит, что все знает, рассказывала, что он был завхозом всего института, пока там что-то ценное не пропало…
— Вот видишь – пропало! — в волнении перебил Ваню Стас. — Может, тоже его работа?
— Да нет, он скорее тогда потерпевшим оказался! – с сомнением покачал головой тот. — За это его даже не уволили, а в гардеробщики перевели. Владимир Всеволодович пожалел. Он  же его, кстати, и в Покровку на раскопки привез. Нет, хищение плиты – масштаб не его уровня. И тут, скорее всего он просто хотел получить мзду за сообщение о находке ценной плиты… А вот что касается антиквара, то это, я скажу тебе, действительно, еще тот фрукт!..
— Слушай, тогда надо срочно возвращаться и все это рассказать Владимиру Всеволодовичу! – встревоженно предложил Стас.
— Да уж говорил! – с досадой отмахнулся Ваня.
— А он?
— Что он… Ходит, как пьяный от счастья! Сказал примерно то же, что и ты! Что полутонная плита – не монета, которую в кармане не вынесешь. Что – удвоил сегодня охрану… — перечислил Ваня и удивленно прищурился: — И вообще пошли – видишь, уже свет в твоем доме горит! Ну, Ленка, и как это она везде и всюду успевает?..
3
— А ты представь себе, что это кино, – посоветовал Ване Стас.
Дом, купленный родителями Стаса для отдыха в деревне и отданный им под гостиницу для паломников в Покровку, встретил Стаса знакомыми запахами и совершенно новым интерьером в родительской комнате.
Вся она была оклеена новыми обоями, выкрашена, выбелена и сплошь заставлена металлическими кроватями.
— Ваня хотел и у тебя обои поменять, дверь и окно покрасить. Только я не дала! – входя следом за Стасом в его комнату, сразу предупредила Лена.
— Почему? – удивился тот, разглядывая приклеенные им несколько лет назад на стену, когда он размышлял, кем стать, в качестве образцов для подражания портреты министров, президентов и генералов, и услышал в ответ тихое:
— Да так когда войдешь, сядешь, вроде и ты тут… Ну, словно на минутку вышел и вот-вот вернешься…
Лена посмотрела на Стаса и вздохнула:
— Ну почему ты так редко писал? За два года всего пять писем…
— А «смски»? А звонки? – удивился Стас. – Кстати, и ты не особо баловала меня частыми письмами.
— Я писала тебе, знаешь сколько? – возразила Лена и тут же поправилась: — Только мысленно… Но — каждый день!
— Ну, тогда, значит, я каждый день отвечал тебе!
— Правда?
— Не совсем…
— Как это? – ахнула от огорчения Лена, и Стас поспешил улыбкой успокоить ее:.
— Иногда я писал тебе и сам, не дожидаясь твоих мысленных писем!
Он достал из сумки переносной компьютер, поставил его на стол и при помощи мобильного телефона подключился к интернету.
Лена подсела к нему поближе и, положив перед собой большой лист бумаги, стала большими буквами писать объявление. Ваня устроился чуть сзади.
— Ну, начали! – объявил Стас, и на дисплее одна за другой стали появляться изображения красиво оформленных и просто текстовых страниц.
Ваня успевал следить за почти мгновенными действиями друга.
— Не то… не то… — только и слышалось бормотание Стаса. – Это – как бы сказал Владимир Всеволодович – стилизация под историю, а не сама история. Эта из другой эпохи. А эта, вроде из той, но уж очень большая по объему.
— Но ведь она же про Мономаха! – неожиданно остановил его Ваня. — А можно еще раз посмотреть?
— Пожалуйста! Вот: «Дань Мономаха». Даже не пьеса, а целая драма! – охотно выполнил его просьбу Стас и быстро-быстро стал перелистывать страницы.
— Стасик, можно помедленнее! Мы не успеваем… — взмолилась Лена, которая тоже заинтересовалась драмой о Мономахе.
— Если б я так работал, как вы просите, то мало бы что успел… — усмехнулся Стас. — Но для вас – все, что угодно! Хотя уже могу сказать, что это – остросюжетная драма, с элементами мелодрамы, в стихах. Выполнена в классическом, я бы даже сказал, — эпическом стиле.
— Вот видишь! Как раз то, о чем говорил Владимир Всеволодович. Самая что ни на есть – гармония!
— А говоришь, на тебе наушники во время нашего разговора с ним были!
— Да, были, но самое главное я, поверь, расслышал!
— В принципе, вроде, интересно, и даже захватывающе… Читается прямо как исторический роман! — опять быстро перелистав несколько страниц, задумался вслух Стас. – Но… как отнесутся зрители к тому, что она в стихах?
— Нормально. Ведь стихи – высшая форма организации человеческой речи! – давая всем видом понять, что он не только слушал, но и запоминал, сказал Ваня и, немного стесняясь, добавил: — И потом они быстрей учатся!
— И еще, Стасик, я как-то смотрела передачу по телевизору, – поддержала брата Лена. — Там зрителям был задан вопрос, что они предпочитают читать: поэзию или прозу. Я сразу вспомнила про тебя и хотела выключить его, потому что была уверена, что почти все скажут – прозу. Но удержалась и не пожалела об этом. Потому что в итоге оказалось почти пятьдесят на пятьдесят!
— И тем не менее, — развел руками Стас, — Давайте поищем еще!
— Давайте! – подхватила Лена, готовая всегда и во всем соглашаться с ним.
— Я тоже готов, — подсел ближе Ваня и замялся: — А то и правда, непривычно как-то читать, когда каждый раз упоминается имя и все эти: пришел, появился, повысил голос, сказал, прошептал…
— Так и в любой пьесе так будет – предупредил Стас, и, видя, как вытягивается лицо друга: — Но ты представь себе, что это кино, – посоветовал ему Стас. – Тут ты сам себе и режиссер, и актер, и зритель в одном лице!
Ваня попробовал на небольшом отрывке, и ему неожиданно даже понравилось.
— А что! И правда, так интересно! – согласился он. – Жаль, что эта «Дань Мономаха» нам не подходит!
— Это мы пока не подходим для нее! Ничего, глядишь, в следующий раз и это поставим! – уточнил Стас и снова взялся за поиск.1
— Погоди, там, вроде, что-то про князя Мстислава Храброго было, о котором говорил сегодня Владимир Всеволодович! – неожиданно попросил Ваня. — Можно еще раз посмотреть?
— Да, и правда о нем… Только это не пьеса, а повесть! – — быстро просмотрел несколько страниц сказал Стас. – Но, в принципе, ее можно будет переделывать в пьесу!
— И переделаем! – с воодушевлением сказал Ваня. – Не сумеем сами – студенты помогут!
— Ну, раз так, — предложил Стас, — То давайте будем читать уже более внимательно!
— Давайте! – снова охотно подхватила Лена.
— Я, правда, уже настроился на то, что будет, как в кино! — замялся, подсаживаясь ближе, Ваня. — Но – тоже готов…
— Тогда – начали! – скомандовал Стас, и они втроем одновременно, каждый про себя прочитали название повести…
4
Божий суд
Историческая повесть
1
Бояре понимающе переглянулись, и лица их просветлели…
В просторной гриднице терема небольшого града на самой границе смоленского княжества, от единого слова князя Мстислава Ростиславича, по прозвищу Храбрый, решалась судьба всей смоленской земли.
Горница была светлой и тепло протопленной. Красивая мозаика украшала стену. В углу пред божницей с образами теплилась лампада. У входа стояли два вооруженных гридника – телохранители князя.
Сам князь восседал на главном месте – высоком, резном стуле. Рядом с ним — княгиня. Чуть позади них сидел его сын, по имени тоже Мстислав, и также, несмотря на юный возраст уже мало чем уступавший в доблести и удальству своему отцу. Окружали князя старшие дружинники во главе с воеводой.
Вдоль стен, на лавках, расположились влиятельные, или как тогда называли их — смысленные люди Смоленска. Они с нескрываемой надеждой не сводили ждущих глаз с самого уважаемого на Руси князя.
Вторую неделю разъезжал он по их земле. Охотился. Хвалил поля и леса, города и веси, изделия здешних ремесленников и трудолюбие крестьян. И все не давал ответ на их главный вопрос: так согласен он или нет быть их князем?..
А как его дать? И не дать как?.. Дело было в том, что, старший брат Мстислава, смоленский князь Роман Ростиславич, отбыв добывать себе Киев, оставил вместо себя своего сына Ярополка. Смоляне, накопившие немало обид – а как без них за годы долгого правления? – тут же, подняв бунт, выместили их на молодом князе. Они изгнали его и объявили своим государем любимого всей Русью за славные победы, мужество и редкое среди князей благородство, соединенное с бескорыстным служением отечеству, — Мстислава Храброго.
Однако сам Мстислав не торопился садиться на смоленский стол, дабы не обидеть родного брата. Но и отказываться не стал. Ведь в таком случае смоляне могли пригласить другого князя, и тогда Ростиславичам пришлось бы боем отвоевывать свой издавна отчий край…
Тут нужно было действовать наверняка. Князь с верным гонцом отправил тайное послание в Киев брату Роману, с вопросом, как лучше быть? И вот, наконец, подоспела ответная грамота. Воспитанные сызмальства отцом жить в любви и согласии, братья-князья и на этом раз были единого мнения. Надо соглашаться единственно для того, чтобы усмирить смолян и возвратить стол готовому вскоре вернуться Роману Ростиславичу.
Прочитав грамоту, Мстислав, верный принципу действовать быстро и разом, благодаря чему и одержал столь много побед, велел младшему дружиннику сказать смоленским боярам, что готов прямо здесь, сейчас сообщить им о своем решении. И не прошло получаса, как они в полном составе собрались в этой горнице.
А в самом тереме, прослышав об этом, уже толпились, ожидая исхода разговора князя со смолянами, со своими предложениями к нему: новгородцы, суздальцы, псковитяне, и даже иноземные послы…
— Хороший терем… — обведя быстрым взглядом потолок, стены со слюдяными окнами, и задержавшись глазами только на мозаике, изображавшей желанные для каждой русской души райские кущи, по обычаю, начал издалека Мстислав.
— Полвека уже ему, а стоит, как каменный! — одобренные таким началом, согласно закивали бояре.
— Еще бы!
— Ведь по приказу и под присмотром самого прадеда твоего, Владимира Всеволодовича Мономаха построен!
— Это он, по примеру своего батюшки… Всеволод Ярославич любил, чтобы везде ему было, как дома. Бывало, куда едет, всегда за собой целый обоз везет: с книгами, утварью, коврами… А Мономах так тот сразу терема похожие ставил. С одинаковыми гридницами, покоями, вон – мозаикой! Их много таких по Руси…
— И на нашей смоленской, теперь вот, надеемся, и на твоей земле!
— Которой когда-то и твой великий прадед правил!
Князь Мстислав, опираясь на рукоять посоха, чуть наклонился вперед и, чтобы дальше не томить и без того заждавшихся людей, наконец сказал:
— Я согласен быть вашим князем!..
— Слава Тебе, Господи! – закрестились, зашептали, принялись радостно подталкивать друг друга бояре. – Услышала нас Пресвятая Богородица! Помогли святые Борис и Глеб, и все святые угодники Божии!..
— Но! – повысил голос Мстислав. – Не обессудьте, соглашаюсь властвовать над вами — только до возвращения своего брата Романа Ростиславича.
— Но, княже… — ахнули от досады бояре.
— В дела я ваши особо вникать не буду. Суд править тоже не стану! – сразу предупредил князь, и раздалось еще более горестное:
— Но почему?!
— Или мы так не любы тебе?
— Отчего же? Любы! Я ведь давеча говорил, как мне нравится все у вас! И сейчас готов повторить… Однако у меня много важных дел и в других местах Руси! – ответствовал князь. – К тому же Смоленская земля – это вотчина моего старшего брата, и кому как не вам лучше других знать об этом? Ну а я, — улыбнулся он в густые светлые усы, — замолвлю за вас словечко перед ним, когда он вернется из Киева.
Мстислав оглядел примолкших бояр и уже с нескрываемой угрозой добавил:
— Не вечно же ему засиживаться там!
Бояре понимающе переглянулись, и лица их просветлели. Конечно, хотелось им навсегда получить себе в князья такого князя, как Мстислав. Но, уже совсем поостыв от бунта, они понимали, что в случае возвращения Романа, а оно неизбежно, как зима после тепла, — в последнее время никто из князей надолго не мог удержаться в Киеве — многим из них придется отвечать за него не только домами, казной, но и головой… А так – глядишь и правда, и волки окажутся сыты, и овцы целы…
Тем более, Мстислав лишь по чину младший брат среди могущественных Ростиславичей, а на самом деле… Все помнят, как поступил он на деле, когда стоявший тогда во главе Руси Андрей Суздальский послал к ним своего мечника с грозными словами: «Вы – мятежники! Область Киевская есть мое достояние. Велю вам немедленно удалиться из нее вон!» Тихий Роман не спорил и возвратился в Смоленск, но средние братья воспротивились. А Мстислав, навыкший от юности не бояться никого, кроме единого Бога, тот и вовсе велел остричь голову и бороду послу князя Андрея и отправить назад со своими словами:
«Теперь иди к своему князю и повтори ему мои слова: доселе мы уважали тебя как отца. Но когда ты не устыдился говорить с нами, как с твоими подручниками и людьми простыми, забыв наш княжеский сан, то не страшимся угроз. Исполни оные: идем на суд Божий!»
Такие слова означали начало войны. И оскорбленный бесчестием своего посла князь Андрей немедленно стал готовиться к ней. Он тут же призвал под свой стяг воинов: суздальских, белозерских, новгородских, муромских, рязанских… Даже князь Роман, как ни любил своих братьев, вынужден был послать своих дружинников в это войско… Собрав рать в 50 тысяч воинов, которую по пути должны были еще больше усилить своими дружинами подвластные ему полоцкие, туровские и пинские князья, Андрей поручил предводительство над ними Святославу Черниговскому, из рода мятежного Олега, с приказом изгнать средних Ростиславичей с Руси, а дерзкого Мстислава привести во Владимир.
Несметная рать с двадцатью князьями, в которую влилось еще множество киевлян, берендеев и торков, осадила Вышгород, где с братом Давидом и его полком заключился храбрый Мстислав.
К счастью, в стане осаждавших не доставало усердия и согласия: одни князья не любили самовластия Андрея, другие коварства Святослава, а третьи тайно доброжелательствовали Ростиславичам… И ничтожная крепость, обороняемая едва ли не горсткой людей, не только выстояла, но и победила. Как тут же записали об этом в своих летописях ученые монахи, Само Небо покровительствовало Герою в ратоборстве с более сильным противником. После этого звезда суздальского князя стала явно клониться к своему кровавому закату, и незлопамятные Ростиславичи снова вступили с ним в мир, обещая успокоить южную Русь, но с условием, чтобы тот уступил Киев Роману Смоленскому. Однако ответа дождаться не успели: суздальский князь кончил жизнь под кинжалов своих ближайших людей…
Было, было, что вспомнить смоленским боярам и с чем соглашаться.
Они покорно склонили перед Мстиславом свои головы и принялись благодарить его за эту нынешнюю и будущую милость, чуть слышно обговаривая между собой одну общую на всех мысль.
Просто удивительно было, как могло умещаться в одном человеке, казалось бы, противоречивое: быстрая решительность с рассуждением, мужество с благородством, суровость со справедливостью. В покойном же теперь суздальском князе, в том умудрялись уживаться уже самые несовместимые качества добра и зла. И, тем не менее, была у обоих князей, – одна похожая черта: которую также не могли обойти вниманием летописцы: какая-то особенно горячая и искренняя вера в Бога. Не случайно народ, соборный разум которого обмануть невозможно, еще при жизни за любовь к храмам, удивительное нищелюбие и обращение в христианство едва ли не всего дикого до того суздальского края в христианство, начал называть Андрея – Боголюбивым или Боголюбским…
Вот уж поистине дивны дела Твои, Господи, и неисповедимы пути Твои!..
Мстислав Храбрый вопросительно посмотрел на бояр: все ли они поняли и верно ли услышали его речь. Те, все как один – благодарно на князя….
Беседу можно было заканчивать и приглашать в гридницу гостей. Сообщить им о принятом новым смоленском князем решении и начинать пир…
Но тут произошло то, что сначала привело смоленских бояр в недоумение, затем в изумление, а некоторых, в конце концов, в такой гнев, отчего дружинникам Мстислава пришлось недвусмысленно положить крепкие ладони на медные рукояти своих мечей…
5
— Постой-постой… — как всегда, быстро соображая, наморщил лоб Стас.
Стас оторвал глаза от экрана компьютера и покосился на Ваню:
— Слушай, а ведь, кажется, мы нашли именно то, что нам надо!
— Ага! – подтвердил тот. – Здорово… Ленка та вообще, как только начала еще читать, сразу это название в объявление вписала!
Судя по его жадным до того, что там дальше, глазам, он готов был читать и дальше, хоть до утра, но Лена… Лена давно уже спала, положив голову на плечо Стаса, от чего тот, боясь пошелохнуться, испытывал какое-то незнакомое, переполнявшего его чувство нежности. Какой бы она ни называла себя выносливой, сказалась-таки усталость долгого, наполненного самой различной работой дня…
— Может, останетесь ночевать у меня? – кивнув на спящую девушку, шепотом спросил он у друга.
— Нет, мать будет волноваться! – тоже шепотом отозвался тот. — Она до тех пор не уснет, пока мы не придем…
— Ну, тогда ты иди, а она пусть остается! – предложил Стас. — Положим ее у меня. А я в родительской комнате лягу! А завтра утром…
— Да ты что! – даже не стал дослушивать Ваня. — Хоть мы и друзья, и я тебе полностью ее доверяю, но такие слухи потом по селу пойдут… Нет – это никак невозможно! – твердо сказал он и громко окликнул: — Эй, Ленка! Поднимайся – «Вставай» пришел! Я ее с двух лет так бужу! На другие слова она просто не реагирует. Всегда спит, как убитая! – пояснил недоуменно взглянувшему на него Стасу. И девушка действительно сразу пошевелилась и подняла голову, отчего плечу Стаса сразу же стало как-то неуютно и зябко.
— А?.. что?.. Страничка кончилась? – старательно делая вид, что и не спала вовсе, спросила она.
— Нет, ночь началась, – передразнивая ее, уточнил Ваня. — Пошли домой!
— Ой, и правда, четверть второго! Бедная мама! — ахнула Лена. — Идем скорее!
Она взяла листок с написанным объявлением и, пошатываясь, побрела к двери. Ваня, с досадой оглянувшись на компьютер – следом.
На улице шел настоящий ливень. Стас, отдав друзьям свой зонт, проводил их только до крыльца.
Здесь Ваня крепко пожал ему на прощанье руку и сказал:
— А пьеса, и правда, то что надо! Все ясно, понятно, живо. Будто сам в том времени побывал, и понял, как они жили, то есть, какими были мы – до нас! При случае, дай мне почитать на эту тему и что-нибудь из научного…
— Обязательно! – с улыбкой кивая помахавшей ему рукой Лене, пообещал Стас и, провожая взглядом две удаляющиеся под одним зонтом фигурки, усмехнулся: — Надо же, даже Ваньку, которого ни за какую книгу силком не засадишь, проняло!
Потеряв растворившиеся в темноте фигурки, он сделал шаг к двери, взялся за ручку и вдруг замер.
— Постой-постой… — как всегда, быстро соображая, наморщил он лоб и торопливо зашептал: — «побывал… понял… ученую книгу…»
Продолжая бормотать: «водораздел… историческая наука…проза… стихи…», он вошел в дом, невидящим взглядом посмотрел на стену, с которой на него равнодушно взирали портреты людей, достигшие, возможно, самого главного для себя в жизни и, наконец, воскликнул:
— Ну, конечно же! Вот он, выход! И как же я раньше до этого не додумался?!
Он радостно заходил по комнатам, жалея только о том, что не успел рассказать обо всем друзьям.
— Ну ничего, завтра же им сообщу все! – решил он, подсаживаясь к столу. — И Ленка сразу успокоится, поняв, почему я приехал таким мрачным! И Ванька перестанет называть меня малосольным!
Он положил рядом чистый листок бумаги с авторучкой, чтобы не откладывать только что придуманное дело. Не простое – а всей его жизни! Потом посмотрел на ждущую его следующую страницу пьесы.
И не зная, с чего начать, задумался…
6
— Какой еще Илья? – не сразу понял Мстислав.
Началось все с того, что к князю подошел дежуривший во дворе младший дружинник и взволнованно сообщил, что к воротам терема подъехал с небольшим отрядом и несколькими повозками князь Борис Давыдович.
— Борис Давыдович? – недоверчиво вскинул бровь Мстислав. – Этой-то лисе в волчьей шкуре что здесь надобно?
— Теперь многие ищут дружбы с тобой. Вот, наверное, и он решил воспользоваться случаем… — усмехнулся стоявший рядом с Мстиславом воевода.
— Да уж этот своего случая не упустит нигде! – недовольно загомонили бояре. – Как переметная сума готов перекинуться к более сильному и отхлестать слабого! Вели ему, княже, ехать дальше!
— Да разве так можно? — удивился князь. – Что мы, нехристи, что ль какие? Гость на пороге – думка о Боге! Коль уж, приехал, милости просим! Зови! – приказал он дружиннику.
— Но он не один… — слегка замялся тот. – С ним невеста… Горислава Владимировна.
Глаза Мстислава сразу потеплели. Он понимающе переглянулся с княгиней и с улыбкой сказал:
— Ну, для нее-то уж у нас в тереме найдется самое лучшее место! С ее батюшкой я в давних дружеских отношениях.
— Странно только, что он решил выдать ее за Глеба… — с недоумением покачала головой княгиня.
— Меня это тоже немало удивляет, — кивнул ей Мстислав и, повернувшись, увидел, что младший дружинник продолжает оставаться на месте.
— Что еще? – вопросительно посмотрел на него он, и тот, покосившись на смолян, неохотно ответил:
— С ним еще князь  Илья…
— Какой еще Илья? – не сразу понял Мстислав.
— Который изгой – Олегович!
— Что?! – вскричали смоленские бояре.
Некоторые даже вскочили со своих мест:
— Кто-кто?!
— Илья Олегович?!
— Да как он смел появляться на смоленской земле, после того, что с ней сделал?!
— Вот уж действительно, как говорится, пришла беда, отворяй ворота…
— Да какая там беда! – успокаивая бояр, махнул рукой младший дружинник. – Он ведь не на коне да при оружии. Не с отрядом нанятых половцев или в дружине враждебного вам князя. Лежит себе в повозке у князя Бориса. В оковах.
— В оковах? – не обращая внимания на ропот бояр, неодобрительно покачал головой Мстислав: – Ну, не я на него их надевал, не мне и снимать! А самого тоже пригласи. Как-никак, а все-таки рюрикович, следовательно, брат мой!
И сделав знак воеводе приблизиться, шепнул:
— Усиль охрану во дворе и по всему терему. Да сам, лично проследи! Чего доброго, прирежут еще по дороге сюда. Не смоленские, так суздальские, не те и другие, так псковские, даже иностранцы могут вмешаться: слишком уж много обид успел причинить всем, несмотря на свои юные лета, этот князь Илья!
7
— Стой! Не сюда! – остановил Мстислав князя Илью властным тоном…
Первым в тереме появился князь Борис Давыдович.
Это был не очень высокого роста, но такой широкоплечий и могучий мужчина, что, казалось, природа выточила его из одной глыбы северной гранитной скалы.
Выставив вперед острую черную бороду, он направился к Мстиславу, широко разведя для самого горячего объятья короткие руки, но Мстислав лишь сдержанно обнял его и ограничился коротким сухим рукопожатьем.
— Садись, князь! — кивнул он на лавку и вопросительно посмотрел на гостя: — Как дорога?
— Благодарствуй, князь! Как на крыльях лечу! – с довольством ответил Борис Давыдович и, выщипывая из бороды длинные льдинки, посетовал: — Только уж больно морозно лют сегодня!!
— Да, последние годы почему-то с каждой зимой становится все холоднее! – вежливо согласился Мстислав. – Монахи устали даже сообщать об этом в своих летописях!
— Вот-вот и я о том же: как бы вообще нашей матушке земле однажды совсем не замерзнуть… — с опаской закивал гость.
— Не того надо страшиться князь, – остановил его Мстислав. — А наоборот – небывалого потепления!
— Как это? – с недоумением уставился на него князь Борис.
— Очень просто, — ответил Мстислав и пояснил: — Первый мир за грехи людские был затоплен водою. А второй, как предупреждали еще древние святые старцы, за еще большие грехи будет уничтожен огнем. Вот его близкого дыхания и надо бояться! А мороз – что? Мороз и перетерпеть можно! Вот от огня-то уже точно никуда не деться и не спастись…
За приоткрытой дверью гридницы слышался все нарастающий шум нетерпеливых голосов.
Мстислав подозвал воеводу и, разрешая впускать толпившийся в тереме люд, задал новый вопрос:
— Значит, как птица, говоришь, летишь? И куда же так радостно путь держишь?
Борис Давыдович недовольно покосился появлявшихся в гриднице новые гостей, некоторые из которых открыто выражали к нему свою неприязнь, и злобно кивнул куда-то вниз, за окно:
— Да вот, везу своего обидчика во Владимир, на суд князя Михаила!
Гридницу заполняли все новые и новые люди.
Мстислав жестом велел им держаться потише и снова обратился к гостю:
— И что же он тебе такого сделал? Стол отнял? Город спалил?
— Хуже князь, много хуже! – нахмурился Борис Давыдович. И сделав многозначительную паузу, буркнул: — Он у меня честь едва не отнял!
— Да ну? – деланно изумился Мстислав. – Как это?
— Очень просто! – не замечая иронии, охотно ответил князь: — Невесту из-под венца увез!
— Совсем?!
Борис Давыдович сверкнул черными глазами:
— Да разве же от меня уйдешь? Догнал. Хотел сразу прикончить. Но -таки рюрикович… Нельзя без ведома старшего князя… Зачем мне лишние беды? Мне и своих хватает… Вот и везу его теперь во Владимир.
— Ишь, как стелет… Хитер князь! – зашептались бояре.
— Прикончил бы этого Илью прямо на месте и не поморщился!
— Просто нашел повод, который может сдружить его теперь с Владимирским князем. Он ведь терпеть не может этого Бориса! А Илью ненавидит еще больше!
— Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло!
Мстислав еще выше приподнял руку, призывая всех к тишине, и продолжил расспрос:
— Во Владимир, стало быть едешь… А что же не в Киев?
— Что Киев! – безнадежно махнул рукой Борис Давыдович. – Киев, конечно, слава и честь. Но после того, что сотворил с ним Андрей Суздальский – теперь Владимир глава русских земель.
— Так-то оно так… Но опять князь хитрит! – снова принялись переговариваться бояре.
— Странно, что он везет Илью во Владимир. Ведь князь Михаил — добр.
— Да, добр. Но болен и слаб. И все сделает так, как посоветуют ему ближние люди. А уж этот Борис научит их, что сказать. Золота, лести и обещаний у него для них хватит!
— Вот и хорошо! А то нам пришлось бы перехватывать этого нечестивца, да отбивать, чтобы прикончить прямо на пол-дороги!..
— Да тише вы, или не на шутку захотели князя своими разговорами прогневать? — подошел к боярам воевода.
Но те уже и сами замолчали, видя как в гридницу, звеня ручными и ножными оковами, вошел князь Илья.
Трудно было поверить, что этот восемнадцатилетний красавец, со светлой бородой, голубыми глазами, тонкой ладной фигурой успел натворить столько зла, что его ненавидело так много людей.
Увидев князя Мстислава, он обрадованно шагнул к нему, но остановился, словно натолкнувшись на непреодолимую преграду и, вздохнув, направился к лавке, на которой стали быстро тесниться от него подальше сидевшие на ней люди.
— Стой! Не сюда! – остановил его Мстислав властным тоном. — Подайте ему скамью!
Князь Илья вздрогнул и, опустив голову, сел на поданную ему слугою скамью.
Смоляне и их гости дружно одобрили такое решение князя.
— Верно рассудил наш князь!
— По делам и честь!
Князь Мстислав оглядел с ног до головы не отводившего от него дерзкого взгляда молодого князя-изгоя, и строго вопросил:
— Как же ты дошел до такой жизни? Мало тебе того, что ты постоянно нарушал крестную клятву, после того, как мы, князья, поверив, прощали тебя, предавал друзей, выдавал врагов, наводил на русские земли половцев, так еще и невест стал красть?
Князь Илья вскинул голову, словно получил оскорбление, и с пылким жаром ответил:
— В чем виноват, отпираться не буду. Что сделано, того не вернешь. Но только на сей раз увозил я – свое!
— Как это – свое? – не понял Мстислав.
— А вот так! – зазвенев цепями, развел руками князь Илья. — Горислава была обручена мне еще с юности, когда… — он со вздохом зависти покосился на молодого сына Мстислава и продолжил, — я еще не был изгоем. Недавно я навестил ее. Тайно, конечно, от отца. Она согласилась бежать со мною, куда угодно, и где бы, и кем бы я ни был – стать моей верной женой. Мы подготовили побег. Но тут, когда я попросил у дружного мне тогда Бориса Давыдовича военный отряд для сопровождения до границ княжества ее отца, тот уговорил уступить ему Гориславу. За это он обещал мне не десяток-другой воинов, в всю свою дружину, чтобы я смог захватить себе хороший город. Это была моя единственная, и возможно последняя возможность сделаться князем. И я не устоял…
— Как! – изумился Мстислав. – Ты добровольно отдал ему свою любимую?
— Да, — опустив голову, чуть слышно прошептал князь Илья и тут же снова громко продолжил: — Но когда князь Борис, получив Гориславу, только посмеялся и выгнал меня, заявив, вместо обещанной помощи, что больше не нуждается в моих услугах, я решил восстановить справедливость.
— Молчи, вор! Это не ты, а я решил восстановить справедливость! – прервал его Борис Давидович и объяснил недоуменно взглянувшему на него Мстиславу: — Узнав, что Горислава решительно готова сбежать с этим изгоем, — не глядя, кивнул он в сторону князя Ильи, — я решил таким образом вернуть ее отцу, ну, и повенчаться с ней, если будет на то его благословение!
— А главное, получить поддержку такого сильного князя, как Владимир! – снова не выдержали бояре.
— Хитер!
— Хотел одним ударом сразу двух зайцев убить!
Князь Мстислав посмотрел на недовольно засопевшего от подобных речей Бориса Давидовича, на князя Илью и сокрушенно покачал головой:
— Да… Думал, я есть хоть какой-то предел честолюбию князей, но, оказывается, нет такого предела!
Княгиня, словно успокаивая его, положила нежные пальцы на руку мужа.
Тот чуть приметно улыбнулся ей и сказал:
— Ну что я тебе могу сказать на все это… князь Илья. Бог тебе судья. А тебе, князь Борис, скажу вот что. Если хочешь, продолжай свой путь во Владимир прямо сейчас, а хочешь, задержись, попируй вместе с нами. Повод для этого немалый.Я ведь сегодня смоленским князем стал! Сам отдохнешь, да и Горислава Владимировна если не сердцем, то хотя бы телом отогреться сможет. Кстати, что ее так долго нет?
— Занедужила немного в дороге, сейчас приведут! – ответил Борис Давыдович и, видя, что дружбы с князем Мстиславом у него так и не получилось, криво усмехнулся:
— Да только, видать, зря торопятся! Мы прямо сейчас и поедем!
— Ну, что ж, не смею задерживать!
Князь Мстислав приподнялся с трона, давая понять, что разговор на этом окончен, как вдруг со скамьи, где сидел князь Илья, раздался громкий голос, скорее похожий на крик отчаяния:
— Нет!
8
На площадке все было без изменений…
Александр сидел под хорошо защищавшей от дождя раскидистой липой и, почти не отрывая глаз, смотрел на дорогу.
Узнав от Валентина, где живет Ваня, он уже третий раз подбегал к этому дому в надежде увидеть Лену.
Первые два раза, договорившись с напарником по дежурству Даниилом, в случае чего, прикрыть его, он пробыл здесь совсем недолго. И каждый раз, возвращаясь, подходил к палатке Владимира Всеволодовича, намеренно громко переговаривался с нехотя отвечавшим ему Даниилом
Но на третий раз, когда уже совсем стемнело, к дому подъехала роскошная иномарка, не выходя из которой, какая-то девушка стала громко звать Лену. Выглянувшая из окна женщина, судя по всему мать Вани с Леной, сказала, что она вместе с Ваней сейчас у Стаса. Поняв, что так можно бесполезно ждать целую ночь, Александр решил тут же оставить свое убежище, но то, что он услышал дальше, остановило его.
— Может, они там и ночевать остались? – послышалось из машины.
— Не знаю, как Ваня, может, он и останется, а Лена обязательно придет, она не так воспитана. У меня с этим с ней строго! – тоном, с которым действительно не поспоришь, ответила женщина.
— Вот и хорошо, правильно делаете! – одобрила девушка. – Когда вернется, скажите ей, что Рита приехала!
— А, эта ты, Риточка, прости, не узнала в темноте… — сразу послышалось приветливое: — Давненько тебя не было в наших краях. Ну, здравствуй!
— До свидания! – засмеялась девушка, захлопывая дверцу.
Машина, уехала, и Александр с этой минуты остался сидеть под раскидистой липой, боясь отлучиться хоть на минуту, чтобы не пропустить Лену.
Прошел один час… потянулся другой…
— Не так воспитана… Перевоспитаем! – ворчал он. — И не таких перевоспитывали… Пообщается со мной недельку – лучше афинской гетеры будет!
Наконец, когда всякое терпение было исчерпано, на дороге появились две фигуры, идущие под одним зонтом. Александр вгляделся и сразу понял, что это Лена с братом.
— И надо мне было столько времени торчать тут торчать зря! – с досадой проворчал он, посмотрел на часы и охнул: половина второго – полчаса до пересменки!
Он, с трудом дождавшись, как только брат с сестрой войдут в дом, выскочил из под липы, бросился бежать под проливным дождем, и только когда перелез через канаты, смог наконец перевести дыхание.
На площадке все было без изменений.
Даниил все также сидел за большим столом, только на этот раз уронил голову на книгу.
Александр, в поисках, где бы лучше укрыться от дождя, огляделся…
И как раз вовремя: из палатки вышел Владимир Всеволодович. Он зябко поежился под каплями дождя и окликнул:
— Эй, дозорные!
— Здесь мы! – громко отозвался Александр.
— Тебя вижу, кивнул академик. — А Даниил?
— Да отдыхает немного! Столько читать – какая голова выдержит? – в свою очередь прикрыл своего сменщика Александр. – Разбудить?
— А, ну да-да… то есть нет! Пусть себе спит, коли другая голова не дремлет! – разрешил Владимир Всеволодович и с отеческой заботой посмотрел на промокшего до нитки Александра: — А ты что это сам под дождем?
— А так лучше видно! – быстро нашелся Александр и обвел рукой окружавшую его тьму: — Да и меня сразу заметно!
— Молодец! – похвалил академик. – Жаль у тебя зачет, а не экзамен был, а то бы я тебя пять с плюсом поставил – за рвение!
— А у нас в следующем семестре — ваш экзамен! – намекая на будущее послабление, тут же подсказал Александр.
— Вот тогда и напомнишь. Учту… – Владимир Всеволодович обошел вокруг прикрытой брезентом плиты и попросил: — Ты вот что… Сбегай-ка в храм, к сторожу Виктору. Попроси его позвонить участковому, чтобы тот затребовал прямо с утра пораньше сюда себя вооруженную охрану. А еще лучше – прямо сейчас! Неспокойно мне как-то на душе… Все-таки такая ценность, мало ли что может случиться…
— Хорошо, Владимир Всеволодович! – не раздумывая, сорвался с места Александр и, оглянувшись, крикнул: — А вы у меня потом… и руководителем курсовой не будете?
— Беги-беги, поговорим и об этом! – махнул ему вслед рукой академик. – Не становись с юности похожим на князей, которые на съездах всеми правдами и неправдами выторговывали себе лучшие уделы!
Александр все сделал, как нельзя лучше: все объяснил на счастье не спавшему сторожу и вернулся как раз к пересменке.
Во вторую, самую тяжелую смену, с двух ночи до шести утра заступал сам Валентин с третьекурсником.
— А ты где это бродил? – накинулся он на как раз перелезавшего через канаты Александра.
— Так Владимир Всеволодович сам послал меня к храмовому сторожу, чтобы тот вызвал наряд охраны! – возмутился тот.
— Все верно! – подтвердил вышедший из своей палатки академик. — Я действительно попросил его об этой услуге. Спасибо, Александр!
— А, ну тогда ладно! – сразу смягчился Валентин и кивнул в сторону Даниила. – Давай, поднимай нашего энциклопедиста, и идите отдыхать!
— Так-то оно лучше…
Александр прошел к большому столу и толкнул Даниила:
— Пошли, вредно спать сидя!
И тут Даниил, словно в шутку послушавшись этого совета, стал заваливаться, заваливаться набок. Александр, почуяв неладное, едва успел подхватить его и ощутил на ладонях что-то липкое, мокрое. Посмотрел на свет: кровь…
— Владимир Всеволодович! Валентин! – что было сил, закричал он. — Даньку убили!!!
Но Даниил оказался жив. Только придя в себя, никого не узнавал и ничего не мог вспомнить…
Странно и больно было смотреть на так много знавшего человека, который беспомощно глядел на склонившихся над ним людей и на все вопросы чуть слышно повторял:
— Где я?.. Кто вы?.. Не помню… ничего не помню…
— Что стоишь? Быстро опять к сторожу и скорую, скорее! – закричал на Александра Владимир Всеволодович.
Тот, понимающе кивнув, сорвался с места, но на бегу вдруг услышал тревожный голос Валентина, зовущего академика с того места, где находилась плита, и приостановился, в ожидании, что там еще случилось?
— Владимир Всеволодович! – повторил пятикурсник и, когда академик неверными шагами приблизился, откинул брезент.
Под брезентовым пологом, стояли березовые сваи, лишь создававшие впечатление, что под ней стоит найденная плита.
Самой же плиты – не было… https://royallib.com/read/sanin_evgeniy/mi___do_nas.html#245760