ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  Одолень-трава

Глава первая

  Коси коса, пока роса… (продолжение)

 4
— Да… дела! — покрутил головой ошеломленный Ваня.
— Кто трогал мою кофточку? – шутливым тоном мишутки из известной сказки, пропищала Лена, добегая до своей одежды.
— Кто не трогал мои джинсы? – тоном медведицы поддержал ее игру Стас.
— А кто меня не побоится тронуть? – баском медведя папы, докончил Ваня, падая на песок.

  — Странно, но я действительно ее так никогда не складываю! – уже серьезно, с недоумением посмотрела на Стаса Лена. – И юбка совсем не так лежит!..
               — Да мало ли – может, ветром с пенька сдуло, вот кто-то и позаботился! – предположил тот.
               Лена пожала плечами и уложила свою одежду по-своему.
               — Главное – все ценные вещи целы! Значит, тревога ложная и можно спокойно отдохнуть! – проверив карманы, подвел итог разговору Ваня.
               Стас лег на теплый песок, подгреб его себе побольше под грудь, и, дождавшись, пока друзья удобно примостятся рядом, торжественно начал:
               — Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам преприятнейшее известие!
               — Знаем-знаем! – лениво махнула рукой Лена – К нам едет ревизор!
               — А вот и не угадала! Никто к нам не едет! – улыбнулся ей Стас. — Я просто хочу, наконец, объяснить вам, почему приехал таким, что ты, Ваня назвал меня малосольным, а ты, Лена, все время видела мрачным.
               Стас оглядел своих друзей и, наслаждаясь тем, что, наконец-то, я него появилась возможность поговорить с ними от главном, начал:
               — Все дело в том, что после того, как я сдал последний экзамен, и наступило, наконец, реально то время, когда нужно было уже не делать выбор, а подавать документы в институт, я вдруг задумался…
               Стас несколько мгновений помолчал и, глядя на студентов, которые продолжали резвиться в реке, сказал:
               — Казалось бы, все давно уже было решено. История – и никаких вопросов.
               — Конечно! А что, разве… — удивленно начал Ваня, но Стас жестом остановил его:
               — Вот и я тоже думал, что никаких «разве» нет, и не может быть. Но тут меня просто начало разрывать между наукой и литературой, если точнее – поэзией. Честно скажу, снова стал писать стихи, … их даже опубликовали сразу несколько журналов…
               — А что же ты мне сразу их не прислал? – ахнула от огорчения Лена.
               — Видишь ли… с виноватой улыбкой посмотрел на нее Стас. — Они ведь были не о любви, хотя, конечно же, мысленно посвящались тебе и ты, так сказать, была их незримой музой…
               — А о чем же? – не понял Ваня.
               — Это были – баллады. Такие маленькие исторические рассказы в стихах… Я писал их, а сам готовился к экзаменам на исторический факультет. И это мне тоже нравилось не меньше, но… и не больше! Все кончилось тем, что я приехал сюда, даже не решив, как мне быть, и оставив все документы дома…
               — Как! Ты даже еще не сдал документов?! – уставился на него Ваня.
               — Да разве это главное? Времени еще более, чем достаточно! – успокоил его Стас. — Тут важно было семь раз отмерить, прежде чем резать. Вот я и мерил, то есть ходил мрачным и малосольным… И вдруг, когда, помните, мы читали драму и ты, Ваня, сказал, что понял из нее историю лучше, чем из всех учебников, и даже попросил у меня серьезную ученую книгу…
               — Наш Ваня?! Ученую книгу?! – с нескрываемым изумлением уставилась на брата Лена.
               — Было дело! — кивнул ей тот, строгим взглядом прося не перебивать Стаса.
               Но Стаса уже невозможно было сбить с мысли.
               — Тогда меня словно осенило, чему я должен посвятить свою жизнь, и по какому пути направляться!
               Стас посмотрел на недоуменно моргавшего Ваню, на начавшую уже догадываться обо всем Лену и подытожил:
               — По пути популяризации нашей родной истории, как у нас в стране, так и за рубежом. Популяризация, — пояснил он Ване, — происходит от латинского слова популюс, то есть народ!
               — Ну, и… каким же ты образом ты собираешься это делать?
               — Теперь уже знаю точно. Я буду поступать в литературный институт, чтобы научиться писать об истории России увлекательные, правдивые художественные  книги. Причем, такие, чтобы их читали у нас и в других странах, ставили по ним кинофильмы… Разумеется, чтобы все это не было, как говорит Владимир Всеволодович, стилизацией под старину, или просто профанацией, мне одновременно или чуть позже придется поступать и на исторический. Правда, скорее всего, уже заочно.
— Да… дела! — покрутил головой ошеломленный Ваня — А Владимир Всеволодович уже знает?
— Нет, я хотел сообщить ему об этом, но это было как раз в день похищения плиты, и он сказал, что не время и не место пока для разговоров на эту тему.
— И ко мне ты подходил в том день, а я тебя…
Лена стукнула кулачком о песок и умоляюще посмотрела на Стаса:
— Стасик, прости! Я ведь сама, если разобраться, виновата перед тобой, причем еще больше… — начала она, но тут Ваня потянул Стаса за локоть, и тот не дослушал вторую половину фразы: — …ты мне можно сказать, как к самому близкому человеку самое наболевшее пришел открывать, а я…я…
Ваня даже не успел задать изумивший его вопрос, как это можно учиться сразу в двух институтах, когда и от одного-то голова может не выдержать, как Лена неожиданно громко заплакала.
— Да что это с тобой? – удивился он.
Стас тоже потянулся к девушке, желая успокоить ее, но та, всхлипывая и повторяя: «Виновата! Виновата, и нет мне прощения!» – бросилась умывать лицо к речке.
Когда Лена, успокоенная, казалось, самой рекой, снова радостная и счастливая вернулась к парням, к ним подошел Александр.
— Может, пойдем, скопируем плиту на твой компьютер? — предложил он Стасу. Тот с готовностью поднялся, но вдруг посмотрел на Лену и отрицательно покачал головой:
— Слушай, давай как-нибудь в другой раз! У нас тут еще кое-какие дела есть!
— Ну ладно, как знаешь, — почему-то с разочарованием в голосе отозвался Александр и, не настаивая больше, отошел в сторону.
Дела? Какие еще дела?.. – вопросительно посмотрела на Стаса Лена, и тот, загадочно улыбаясь, ответил:
— А вот пошли и узнаешь!
5
— Да! Да! – подался вперед Стас.
В храме, как это обычно бывает после полуденного времени, когда в этот день нет служб, было тихо, пустынно, горело всего две свечи.
Стас подвел Лену с Ваней к иконной лавке и попросил Наталью Васильевну показать планшет с ювелирными украшениями.
— Опять крестик пришли выбирать? – приветливо улыбнулась она, но Стас, неожиданно смутившись, пробормотал:
— Да нет… на этот раз – кольца!
Ваня и Лена недоуменно посмотрели на него, а Наталья Васильевна понимающе кивнула:
— Правильно, вот эти колечки с надписями молитв очень хорошо защищают человека от всякой напасти и даже помогают во время болезни! По себе это знаю!
В это время из алтаря вышел отец Михаил. Он был в простом черном подряснике, с серебряным иерейским крестом.
Стас первым подошел к нему под благословение и робко спросил:
— Батюшка, можно мне задать вам один вопрос?
— Да хоть два! – охотно согласился отец Михаил. – Только сначала ответь: школу окончил?
— Да! – бодро кивнул Стас.
— И по какому же поприщу решил пойти?
— Буду поступать в литературный институт, или, если не получится, просто на филологический, чтобы научиться грамотно писать книги.
— Так, — видя, что Стас сказал еще не все, подбодрил его священник. И тот продолжил:
— Попробую параллельно с этим поступить и на исторический факультет, чтобы в итоге писать исторические художественные книги. Понимаете, такие интересные, увлекательные, в которых вся правда о нашем прошлом.
Стас поднял глаза на священника и еще больше приободрился.
— То есть, понимаете, купит человек, далекий и от истории России, и который в храм-то, увы, пока еще не зайдет, такую книгу… — увлекаясь сам все больше и больше, заговорил он, — Начнет читать ее, зачитается, а там — в самом остром ключе, чтобы не оторваться: и о нашей истории, и о вере, без которой просто бессмысленно рассматривать эту историю, и вообще обо всем том духовно-нравственно ценном, чем жили наши предки, и что мы сейчас просто катастрофически теряем!
— Та-ак! – уже с нескрываемым интересом смотрел на Стаса отец Михаил.
Тот неожиданно смутился – не слишком ли много дерзает взять на себя — и пробормотал:
— Глядишь, после этого он уже и к настоящим, историческим и богословским книгам потянется…
— Да, благое дело! — покачал головой отец Михаил и покачал головой: — Однако, нелегкий крест ты себе выбрал. Достанется тебе за это от врагов и видимых и невидимых. Но – Господь не даст в обиду тебя. Обязательно защитит.
— Так вы… благословляете?
— Бог благословит! – священник перекрестил подставленные Стасом ладони, и тот, поцеловав ему руку, наконец, сказал:
— Батюшка! А… со скольких лет можно венчаться?
Отец Михаил недоуменно посмотрел на Стаса, потом заметил стоявшую в сторонке с братом Лену, сразу все понял и улыбнулся:
— Конечно, в таком деле, которое выбрал ты, тебе будет нужна благочестивая и верная подруга жизни, но пока что тебе рано еще думать об этом!
— Да нет, я сам все понимаю! У нас обоих впереди учеба, и вообще…Но я хотел бы купить ей и себе по колечку и чтобы вы благословили нас на их ношение. Ну… чтобы мы как бы уже немного соединились и соблюдали верность друг другу во всем.
Отец Михаил на минуту задумался, что-то решил для себя и испытующе посмотрел на Стаса: 

 — А у вас действительно все так серьезно?
Стас кивнул и, не отводя глаз, прямо сказал:
— Более чем!
— Понятно! – священник еще немного подумал и вдруг окликнул: — Лена, а ну-ка подойди сюда!
— Да, батюшка! – подбежав, привычно благословилась девушка.
— Ну-ка ответь мне, любишь ли ты сего отрока?
Ожидавшая любого вопроса, кроме этого, Лена опешила, но тут же взяла себя в руки и прошептала:
— Да, батюшка…
— И готова любить и быть верной ему до венчания? А после венчания друг друга тяготы носити и тако исполнити Закон Христов?
— Конечно!
— А ты, Вячеслав?
— Да! Да! – подался вперед Стас.
— Ну тогда… Хотя в таком возрасте это делается сейчас в виде очень редких исключений… канонически мне не возбраняется обручить вас! – объявил отец Михаил.
— Как! Прямо сейчас?! – в один голос радостно воскликнули Лена и Стас.
— Ну, прямо так уж и сейчас! – приподнимая руку, остановил их  отец Михаил и, видя, как просияли лица у Стаса и Лены, предупредил: — Это, конечно, еще не венчание. Но накладывает на обоих из вас очень серьезные обязанности и ответственность. Вплоть до того, что если вы вдруг не захотите венчаться, то это будет приравнено к церковному разводу со всеми вытекающими последствиями! Поэтому я дам вам  несколько дней обо всем серьезно подумать. И, скажем, дней через пятнадцать-двадцать…
— Перед юбилеем! – умоляюще подсказала Лена.
— Хорошо, накануне юбилея села, после службы, милости прошу! – согласился священник.
— А кольца можно купить прямо сейчас? – боясь, что и тут тоже получит отсрочку, осторожно спросил Стас.
— Ну, а почему бы и нет?– улыбнулся отец Максим, и в нем вдруг стал виден когда-то задорный, не привыкший лезть за острым словцом в карман, парень Макс — А то вдруг, по вашему примеру, вся молодежь ринется в храм и все их раскупит?
И, еще раз благословив Стаса и Лену, вышел из храма.
Стас с Леной вне себя от радости, кинулись к Ване и вдруг увидели, что тот не один, а с Ритой и Ником.
— Наконец-то я вас нашел! – с легким упреком выговорил им Ник.
— Не ты, а я! – возразила стоявшая рядом с ним Рита.
— Ну, хорошо — мы! — согласился Ник.
Он с удивлением посмотрел на кофточку с утятами на Лене, но, зная, что в храме не принято разговаривать о праздном, промолчал. Тем более то, что он услышал от Стаса с Леной, заставило его мигом позабыть о какой-то кофточке.
— Как это обручаться? Ну, вы даете! – только и покрутил он головой. – Ведь жизнь же еще только начинается!..
Рита была прямо противоположного мнения.
— Молодцы! – с чувством одобрила она такое решение и с легкой завистью вздохнула: – И когда же?
— Через целых две недели! – пожаловалась ей Лена и кивнула на планшет с украшениями: — А пока вот только кольца можно сейчас подобрать…
Стас мысленно подсчитал, сколько у него денег и стал просить не знавшую, как и угодить им Наталью Васильевну показать самые недорогие серебряные кольца.
— Разбогатеем, сразу золотые купим! – пообещал он Лене, но та решительно возразила:
— Да разве же это главное?!
Она склонилась над планшетом, но тот вдруг неожиданно перед самым ее носом взмыл вверх и перекочевал в руки Ника и Риты.
— Минутку! – попросили те, отошли в сторону, немного посовещались и, вернувшись, сделали заказ Наталье Васильевне:
— Пожалуйста, вот эти два очаровательных золотых колечка для молодых!
— Пока что для юных! – поправила его Рита. – Ведь это же еще не венчание, а обручение!
— Ну да! – согласился Ник.
— Да ты что, нарочно что ли выбрал самые дорогие?.. — попытался отвести его в сторону Стас, чтобы объяснить, что у него нет денег на такие кольца, и в ответ услышал:
— А тебя это и не касается! Это наш вам с Риткой подарок. Только не забудьте нас свидетелями на венчание!
— На обручение! – с упреком поправила его Рита.
— Вот я и говорю – на это самое обручение пригласить!
Удивляясь, что будто специально в храме закупили такие редкие по красоте кольца, все они вышли на улицу.
— Ну, а теперь — кого куда подбросить? – деловито спросил Ник.
— Ой, мне же ужин студентам давно готовить надо! – ужаснулась Лена. – Они ведь такими голодными с речки заявятся!
— А меня наверняка уже Владимир Всеволодович ждет не дождется! – вздохнул Ваня. — С миноискателем, считай, я один умею работать.
— Значит, на место старого пруда! – подытожил Ник и взглянул на Стаса: — А тебе куда?
— А мне домой! – вздохнул тот. – Надо готовить текст для раздачи тем, кого утвердили на роли, самому не хуже Молчацкого разобраться в будущей пьесе-повести, одним словом – возвращаться к «Божьему суду»!
6
Одно было у него оправдание…
Утром второго охранника сменил первый. Вместе с ним пришел раб-холоп, который стал протапливать печь.
Воин приблизился к пленнику и шепнул:
— Тут подходил ко мне один… назвался твоим другом! Деньги немалые сулил, чтобы я устроил тебе побег. Да только как устроишь его? За дверью – еще два кольца охраны!
Охранник помолчал и со вздохом добавил:
— Предлагал с вами потом уйти. Да ведь я не то, что мой сменщик, эта голь перекатная. У меня жена, дети… — сказал он и подмигнул: — А крепко ты моего сменщика отделал!
— Что, уже и пожаловаться успел? – усмехнулся князь Илья.
— Да нет, и так видно! Но со мной ты можешь и отдохнуть. Кто-кто, а уж я в обиду тебя не дам! Только и ты потом, если даст Бог, все обойдется, не забудь обойти меня своими щедротами. Ну, а если не обойдется, хоть кольчугу да шлем тогда на память о себе подари!
Князь Илья согласно кивнул и растянулся на полу во весь рост.
Теперь можно было и поспать, чтобы потом, собравшись с силами придумать что-то. А может и даже сделать! Но сон, как назло не шел к нему. И всякие мысли одолевали…
«У каждого своя правда… – думал он. — У игумена — своя. У Мстислава своя. У князя Бориса своя, хотя его правда больше похожа на кривду! И у охранника, чуть было не убившего, — своя! И у меня тоже своя! Да даже вот у этого холопа, видно, и то она есть…»
Он покосился на все так же злорадно посматривавшего на него раба и не выдержал:
— Ну, а ты что на меня все так смотришь? Или я тоже тебе чем досадил, холоп?
— Досадил?!
Раб обжег пленника взглядом, в котором одновременно смешались ненависть, злоба и боль и свистящим голосом проговорил:
— Да до тебя никто не смел называть меня холопом! Я не о нынешнем дне, а о том, что было два года назад. Я был тогда гончаром и делал такие кувшины, что их ценили в самом Киеве! А некоторые купцы уверяли, что клеймо мое видели даже в Царьграде! Но ты однажды волком налетел на мою мастерскую, вихрем смешал всю мою жизнь, и, даже ни разу не поглядев на меня, приказал уводить в полон. Да что там меня – всю мою семью, всех соседей, весь град… И вот с тех пор я – холоп, раб. Как же мне после всего этого глядеть на тебя?
Князь Илья не нашел, что ответить на все это, и отвернувшись к стене, просто сделал вид, что спит.
Дверь хлопнула раз… другой…
Ушедшего холопа сменила принесшая еду женщина. Она принялась убираться в порубе, снимать паутину с углов, смахивать с икон пыль легким перышком пыль… И при этом тихо-тихо напевая:
Ах, весна, весна девичья,
Песней утренней зари
Ты придешь, и по обычаю,
Выйдут в поле косари.
Коси коса, пока роса,
Пока трава зеленая.
Терпи, краса, пока коса
Твоя не расплетенная!
Князь Илья положил кулак под щеку, чтобы лучше было слышать, но то, что было в песне дальше, чуть не заставило закрыть ладонью и второй ухо!
Ах, ты лето, лето бабье, — продолжала женщина, —
Ты пришло, да вот беда —
Половчанин срезал саблей
Мое счастье навсегда.
Коси коса, пока роса,
Пока трава зеленая.
Терпи, краса, пока коса
Твоя не расплетенная!
Женщина немного помолчала, словно глотая вместе со слезами свое горе, и опять запела:
Ах, ты осень, темны ночки,
Слезы звездные не трать:
Вырастут за зиму дочки,
И начнется все опять!
Коси коса, пока роса,
Пока трава зеленая.
Терпи, краса, пока коса
Твоя не расплетенная!
Князь Илья, не выдержав, резко повернулся и хрипло спросил:
— Что… и тут тоже я виноват?…
— Нет! – медленно покачала головой женщина. – Ты же ведь сам слышал – половцы…
— Но ведь и я приводил их на Русь! – пленник, забывшись, стукнул себя обожженной рукой в грудь и, застонав от боли, услышал:
— Не кори себя понапрасну. Тех привел с собой совсем другой князь. Добрый, хороший. Он пытался остановить поганых, не дать им совершить насилие в нашей веси. Но они кричали: «Мы умираем за Русь, но полон – наша добыча!» Муж мой вступился за меня, и они его – саблями, саблями…
Обхватив лицо ладонями, женщина выскочила из поруба.
— Баба! – с пренебрежением махнул ей рукой вслед охранник. – Чего с них взять? Ты бы все-таки хоть немного поспал, князь. Силы-то тебе еще могут понадобиться!
Князь Илья понимающе кивнул, но чем крепче он закрывал глаза, тем все дальше и дальше убегал от него сон. А вместо него наоборот слышались боевые крики… ржание коней… звон оружия… свист стрел… клятвенные братские обещания и проклятья обманутых им людей… Виделся дым, огонь… И вереницы, вереницы уводимых в полон людей: женщин, детей, мужчин… Ему даже вдруг на миг показалось, что он вспомнил лицо нынешнего холопа, тогда еще полнолицего, румяного ремесленника из богатой веси. Или то только пригрезилось?
Чем дольше вспоминал он все это, тем горше становилось ему. И уже не столько рука, столько душа разрывалась от боли. За себя и за то, что он сделал другим.
Одно было у него оправдание. Единственное, но неоспоримое. Все, что он делал – творили почти все другие князья. И Ярослав Мудрый, и Всеслав Брячиславович, и Святополк Изяславович, и Юрий Долгорукий, не говоря уже о Борисе Давидовиче и ему подобных…… Даже Мстислав Храбрый, как ни был любим народом, а тоже имел темное пятно на своем, казалось бы, безупречном щите: хаживал в сводном войске Андрея Суздальского на Новгород, где стрелой был пронзен выставленный защитниками крепости лик Пресвятой Богородицы, чей гнев навел на огромную рать неведомый страх и заставил ее в беспорядке бежать…
Успокоенный этим, князь Илья начал уже засыпать, как дверь поруба вдруг распахнулась, внося клубы морозного пара. Огонь свечи беспорядочно заметался, словно ища, где укрыться. Пленник поднял голову, и увидел, что в поруб вошли два старших дружинника. Следом за ними появился кузнец. Он сбил оковы князя Ильи с бронзового кольца, и один из дружинников кратко сказал пленнику:
— Идем?
— Куда? – не понял князь Илья и услышал в ответ еще более нетерпеливое:
— Поторапливайся! Там увидишь!..  https://royallib.com/read/sanin_evgeniy/mi___do_nas.html#471040