Евгений Санин

ДАНЬ МОНОМАХА

Историческая драма

(Продолжение)

1-й дружинник:

— А в этом есть ведь, кажется, немалый толк!..

2-й дружинник:

— Прав всеконечно воевода!

3-й дружинник:

— Поднимется Олег и Святополк…

2-й дружинник:

— И князь смоленский много даст народа!

Дружинники:

— Ай, воевода!

— Эдаким устам

— Да мед бы пить!

— Хоть горько мажет —

Да сладко есть!

— Тихо вы там!

— Послушаем, что князь нам скажет…

Мономах

 (решительно вставая):

— Я не нарушу мирный договор!

Пока я князь, то это – в моей воле.

Всё, Ратибор, закончен разговор!

И никого я не держу здесь боле!

Гридница. Все освещено. Темным пятном выделяется лишь окно, за которым– ночь. Мономах продолжает сидеть за столом один.

Мономах:

— Как будто мои мысли прочитал,

И тайные желания проведал…

Сказал про то, о чем я не мечтал,

Что сам себе – и то всё не поведал!

Ах, Ратибор, ах, Ратибор!

Послал же Бог мне воеводу:

Затеяв этот разговор,

Он взбаламутил всё, как воду…

Мономах встает и подойдя к окну, всматривается в него…

Мономах:

— Вот и зима берет разбег…

А это что там так кружится?

        (всматриваясь)

Последний лист на первый снег,

С березы сорванный, ложится!

          (после молчания, задумчиво)

Кружит, кружит последняя листва…

А может, это не листва, а годы?

И вскоре, по законам естества,

Настанет время зимней непогоды?..

Оплачут меня горестно дожди,

Завоет вьюга, наметая замять…

И этот крест, что на моей груди,

Земля наденет – обо мне на память!..

А что потом?

Мономах смотрит на летописца, но тот делает вид, что старательно пишет.

Мономах:

— Меня, с одним крестом,

Что нынче, дышит, любит и страдает

Не за вчера иль завтра… что потом

За этот день навеки ожидает?

Мономах смотрит на летописца, но тот по-прежнему молчит.

Мономах:

— Допустим, клятву не нарушу.

Уедут ханы. А потом?

Я успокою свою душу,

Но загорится все кругом!

Нарушу клятву – загорится,

Тогда уже моя душа…

Дать свято ханам удалиться,

Или своих спасать, греша?..

Мономах начинает ходить по гриднице.

Мономах:

— И так не хорошо, и этак худо…

Как ни крути, выходит все равно:

Нет – я убийца. Да – иуда.

И третьего ответа не дано!

Полсотни битв, а то и боле,

Провел, но нет страшней – сего!

Там все понятно в чистом поле.

А тут неясно ничего!

   (размышляя вслух)

Как берега, не знающие встреч,

Как стороны различные монеты, —

Всё в жизни – обоюдоострый меч,

И все мы им безжалостно задеты!

В полной тишине слышится тихая грустная песня. Мономах идет на звук, открывает дверь и знаком подзывает гридня.

Мономах:

— Поешь?

Гридень

         (виновато):

— Пою! Прости, князь, иногда…

Спать хочешь – очень укрепляет!

Мономах

(желчно):

— И я бы тоже пел – только всегда!

Да княжий сан не позволяет…

Гридень:

— А если вслух не передать

Того, что в сердце, то, быть может,

Петь про себя?

Мономах

     (делая вид, что не понимает):

— О! Про меня, видать,

Теперь такие песни сложат!..

Мономах снова идет к окну, но на полпути останавливается и подзывает гридня.

Мономах:

— Что наши люди сообщают?

Гридень:

— Что ханы, хоть и врозь…

(осекается)

Мономах

(невесело усмехаясь):

— Пой, пой!

Гридень:

— Но одинаково вещают…

Прости, смеются над тобой,

Занять твой терем обещают,

И наше всё забрать с собой!

Мономах:

— Что Ратибор?

Гридень:

— Со стен не сходит —

Следит, что делает их рать!

Мономах:

— И что же?

Гридень:

— Словно тени бродит

И, видно, скоро ляжет спать.

Мономах:

— Иди! Нет, стой! А… тут, что люди —

От стариков до отрочат?

Небось, весь дом, как улей — в гуде?

Хулят? Жалеют?

Гридень:

— Нет. Молчат…

Мономах отпускает гридня и обращается к летописцу.

Мономах:

— И ты молчишь?

Летописец

(не переставая писать):

— Я? Никогда!

Мономах:

— Молчишь, и вижу – осуждаешь!

          (властно, указывая на трон)

Поди сюда и сядь – туда!

Ну как? Что чувствуешь? Желаешь?

Летописец послушно откладывает перо и садится на трон.

Летописец:

— Хороший стул – удобно и просторно…

Конечно, не чета он моему,

Но думаю, что если сесть повторно —

Привыкнуть в жизни можно ко всему!

Мономах:

— На этом, как ты говоришь, удобном,

Просторном «стуле» думают о том,

Что лучше бы сидеть на месте лобном,

Уже под занесенным топором!

И я сейчас, в смятении великом,

Решенье должен принимать один!

Один! Один!..

      (показывая на икону Спаса Нерукотворного)

Вот перед этим ликом…

Я – князь и раб!.. Слуга и господин…

(подходя к летописцу)

А может, правда вызвать воеводу

И сделать красным этот первым снег,

Чтобы потом его всему народу

Не окропить в предательский набег?

Летописец:

— То как еще сказать…

Мономах:

— Как? Только прямо!

Летописец:

— А криво, князь мой, я и не смогу!

Мое перо ты знаешь сам, упрямо,

И пишет только ровную строку!

Мономах:

— Не в правилах моих, ты это знаешь

Просить кого-то дважды, но спрошу:

Ты… вызов воеводы – понимаешь?

Скажи, я жду…

Летописец возвращается на свое место и отыскивает в рукописи нужную строку.

Летописец:

— Сначала устрашу!

Твой внук…

Мономах:

— Мстислава первенец?

Летописец:

— Неважно!

То будет много-много лет потом…

Воюя много, честно и отважно,

Однажды примирится со врагом.

Мономах:

— С Олегом?

Летописец:

— Нет! Его уже не будет…

А князь тот поцелует крест тогда,

Да скоро свою клятву позабудет,

И завоюет внука города!

       (показывая издалека развернутый свиток)

Твой внук посла отправил, чтоб напомнил!

И, хоть без должной чести был прием,

Посол все, как положено, исполнил,

Но князь был тверд в решении своем.

Сказал, что он не видит в том кручины —

Ведь крест, он засмеялся, был так мал…

И в тот же день, без видимой причины,

Здоровый, сильный — бездыханным пал…

 (сворачивая свиток)

Вот как порой наказывает клятва.

Тех, кто нарушил свой завет…

Каков посев – такая жатва!

Ну, как тебе такой ответ?

Мономах:

— Да, устрашил!

Летописец:

— Теперь о добром будем.

Как говорят – кто ранил, исцелит!

Такого нет греха, который людям

Господь за покаянье не простит!

Мономах:

— Да, ранил и спасительным бальзамом

Помазал рану. Только зря учил:

Для самого себя ведь в главном самом

Ответа я, увы, не получил!

И есть ли он – единственный на свете,

Надежный, как удар мечом, ответ,

Который разрешит сомненья эти?

Быть может, есть. Да времени уж нет!

(отходя от летописца)

Как нитка мысль: свяжу – и тут же рвется!

И снова я вяжу ее, спеша!

О, как моя душа сейчас мятется!

Постой, я говорю – душа?.. Душа?!

(радостно)

Архиепископ – вот кто мне поможет!

Дана им власть вязать и разрешать

Здесь, на земле все то, что после может

Небесному в итоге помешать!

Мономах хлопает в ладоши, и появляется гридень.

Мономах:

— А… ты – опять? Все не дождешься смены?

Терпи! Все нынче терпят на Руси!

Сходи к владыке…

     (в ответ на встревоженный взгляд охранника)

Да не стащат стены!

И, если он не спит, то пригласи!

Гридень мнется, но убегает.

Мономах:

— Ну вот и все… На сердце полегчало.

Я должен получить теперь ответ

И положить какое то начало,

Пока не положил его рассвет!

Владыко – старец, знаю верно.

Ему чужда и ложь, и лесть,

И он сейчас нелицемерно

Ответит мне все так, как есть…

Входит архиепископ.

Мономах подходит к нему и, слегка склоняя голову, привычно подставляет ладони под благословение.

Мономах:

— Благослови, владыко!

Архиепископ привычно начинает осенять князя крестным знамением, но вдруг рука его приостанавливается.

Архиепископ:

— И на что же?

Мне, князь, сейчас тебя благословлять:

Идешь ли ты еще на свое ложе

Или встаешь, чтоб дело исправлять?

Мономах:

— Что сон? Одно лишь времени лишенье!

Его я после смерти утолю!..

Благослови… на верное решенье!

Архиепископ

          (благословляя):

— Ну что ж, на это я благословлю!

Мономах:

— Святый владыко, как мне быть:            https://www.rulit.me/books/my-do-nas-calibre-0-8-61-read-260312-110.html