Жили мы очень небогато. Хлеб, и тот мачеха отрезала всегда сама и давала из своих рук к завтраку, обеду и ужину, и только черный, а белый лишь в праздники видали. Сахар получали по счету. Строго нас держали, и ослушаться родителей я ни в чем не смела, только в одном им не подчинялась: в воскресенье на весь день убегала из дома.
      Проснусь в воскресный день рано-рано, пока еще никто не вставал (я в темной коморочке одна спала), оденусь, тихонечко из дома выскочу — и прямым сообщением в Кремль, в церковь к ранней обедне. И не думайте, что на конке, нет, денег у меня ни гроша, это я пешком отмериваю.
      Отстою обе обедни, все молебны отслушаю, панихиды — и начну по Кремлю из храма в храм бродить, жду, когда придет мне время идти в Кадаши, там отец Николай Смирнов по воскресеньям устраивал для народа беседы с туманными картинами. Этого я уж ни за что не пропущу!
      А есть, между тем, хочется — сил нет, но терпи! Домой вернешься — больше не выпустят. А ведь после туманных картин как ты на акафист не останешься?! Или к отцу Иоанну Кедрову пойду, там-то уж совсем не уйдешь — до того хорошо.
Вот после такого-то дня, едва ноги передвигая, и притащишься домой в одиннадцатом часу ночи. Постучишь тихонько-тихонько, мачеха выйдет, дверь откроет и только скажет:
— Опять допоздна доходила! Иди уж скорей! Я тебе под подушку две картошки и ломоть хлеба положила. Начнешь есть — смотри не чавкай, чтобы отец не услышал. Он тебя весь день ругал и не велел кормить.
Справедливая была мачеха, хорошая, но строгая, конечно.
А один раз до того я наголодалась, что сил моих не было. А времени — только два часа дня. Вот и пришла я в Кремль в Вознесенский монастырь, там мощи преподобной Евфросинии лежали. Стала я перед ними и прошу:
— Мати Евфросиния, сделай так, чтобы мне есть не хотелось.
Потом подошла к образу Царицы Небесной. А в храме — ни души, только монашки на солее убираются, и никому из них меня не видно. Так вот, я к нему подошла, взобралась по ступенечкам, стала и молюсь:
— Царица Небесная, сделай так, чтобы не хотелось мне есть, ведь еще долго ожидать, пока вечер наступит и я домой вернусь.
Помолилась (мне ведь тогда только двенадцать лет было), схожу по ступенечкам вниз и вижу, что рядом с образом стоит монахиня в мантии, высокая, красивая. Посмотрела она на меня и протянула мне просфору небольшую:
— На, девочка, скушай.
И тихо мимо меня прошла, только мантией зашуршала, и вошла прямо в алтарь. А я стою с просфорой в руках и от радости себя не помню. И надо еще сказать, что таких просфор я не только никогда в руках не держала, но и не видывала. Какую я могла редко-редко купить? За две копейки маленькую, их пекли целой полосой и потом ножом отрезали.
Ну, пошла я, набрала в кружку святой воды и здесь же, в церкви, в уголочек забралась да всю просфору с водицей-то и уписала.
И думаю я, что дала мне ее сама преподобная Евфросиния.

ИСТОЧНИК: http://derzhavnaya.info/Knigi/izdat_nashego_xpama/L.S.%20Zaparina.%20Nepridumannye_rasskazy%20(3%20izd.).pdf