«Имя Тебе Сила:
укрепи меня изнемогающего и падающего…»

 

Старушка стояла у входа в храм, дожидаясь окончания литургии. Наконец тяжелая входная дверь приоткрылась, и в щель проскользнула худенькая – кожа да кости — девушка. Цветной платок скрывал бритую, с двумя выпирающими макушками голову, пальто с чужого плеча.

— Деточка, подай Христа ради бабушке на хлебушек, — жалобно попросила старушка.

Девушка открыла потертую сумочку и отдала ей единственную купюру.

— Спаси тебя Господи! Как твое имя, деточка?

— Астия. Помолитесь, бабушка, за болящую Астию.

Астия шла по набережной Карповки, сопротивляясь резким порывам злого осеннего ветра. Словно забавляясь, он то прижимал ее к холодным перилам, то заставлял пятиться к храму. Казалось, еще немного и ветер подхватит хрупкую фигурку и бросит в реку. Но Астия не была беспомощной игрушкой в лапах северного ветра. Прикрыв слезящиеся от непогоды глаза, она беспрерывно молилась: «Отче наш Иоанне, силою твоею нас укрепи, в молитве поддержи, недуги и болезни исцели…»

В двадцать один год Вике поставили диагноз «лейкоз» – рак лимфы. Услышав страшное слово, она сначала не поверила, надеясь, что врачи ошиблись, но после повторных анализов сомнений не осталось. В одно мгновенье болезнь острым лезвием разрезала ее жизнь на две части: прошлое — до болезни и настоящее, которое могло закончиться в любой момент.

О лейкозе девушка уже слышала – год назад от рака крови умер ее одноклассник. На похоронах Вике его жизнь показалась трагическим фильмом, прокрученным на большой скорости — детство, отрочество и только начавшаяся юность. Кадры последних дней шли замедленно, врезаясь в память навсегда, как тогда казалось. Но уже через сорок дней девушка с трудом вспомнила о поминках друга.

У Вики не было сомнений в том, что она выздоровеет, недаром отец говорил, что внутри нее крепкий стержень. Еще отец говорил, что она обязательно будет счастливой — выйдет замуж, родит ему много внуков. Отец говорил…

Вике было четырнадцать, брату семнадцать, когда мать, страстно влюбившись в заезжего циркача, решила уехать с ним в другой город.

Выбрав время, когда дома была только дочь, она начала собираться в дорогу.

— Вы поживете пока с отцом, — мать торопливо бросала в сумку вещи на глазах у окаменевшей от горя Вики, — а я устроюсь и приеду за вами.

Девочка не слышала ее слов. В голове непрерывной скороговоркой звучало — «мама нас бросает, мама нас бросает…».

Вика не помнила прощания с матерью, не слышала, как пришел домой отец, не видела, как он в мгновенье постарел, стоя перед опустевшим шкафом.

В юности отец был воздушным гимнастом. Он пришел в цирк после школы и остался в нем на всю жизнь. Цирковой шатер стал для него родным домом. В нем он встретил свою первую и единственную любовь.

Новенькая, начинающая карьеру гимнастка, привлекла его внешней беззащитностью и хрупкостью. Юноша потерял голову и, не долго думая, сделал ей предложение. Она скоропалительно согласилась.

И вот уже позади яркая, веселая цирковая свадьба, первый совместный год жизни в общежитии, шумные ссоры и бурные примирения. У молодой жены оказался упрямый нрав и маниакальная страсть к опасностям. Она ни в чем не желала уступать мужу, который, чтобы избежать скандалов, во всем с ней соглашался.

«Будем летать под куполом, как птицы. Без страховки», — предложила она однажды, и он, как всегда, согласился. Полет закончился для него тяжелым сотрясением мозга и множественными переломами. Он чудом остался жив, упав с десятиметровой высоты.

Жена забегая между репетициями к нему в больницу, приносила немудреную ед и рассказывала цирковые новости. Своей вины в произошедшем несчастье она не чувствовала, а он и не думал ее винить.

На своей любимой профессии ему пришлось поставить крест. Он не смог расстаться с цирком и пошел учиться на клоуна.

Через два года он вышел на арену в клетчатом пиджаке и огромных оранжевых ботинках. С тоской взглянул на канаты натянутые под куполом, и начал представление.

Со временем он полюбил новую профессию. Ему нравилось смешить детей, которые приходили по нескольку раз на программу любимого клоуна.

Когда родился сын, он, в клетчатом пиджаке и оранжевых ботинках, залез на пятый этаж роддома, чтобы вручить жене огромный букет. Спустя три года он повторил этот аттракцион в день рождения дочери.

Почему-то именно эти два момента всплыли в его памяти, когда он стоял перед опустевшим шкафом.

Несколько месяцев Вика жила со своей болью, не замечая, что здоровье отца резко ухудшилось. В доме запахло сердечными каплями. Все чаще отец держался руками за сердце, пытаясь усмирить его сумасшедший ритм. Брат, загнав боль от предательства матери в самый дальний уголок души, с головой ушел в учебу.

Вика очнулась, когда за отцом приехала «Скорая», но было уже поздно. Из больницы отец не вернулся. Его отпели спустя год после ухода жены, которая так и не приехала на похороны. На могиле отца Вика поклялась, что никогда не простит мать.

Учиться в институте брату не пришлось – надо было кормить себя и сестру. Руки у него были золотые, работы хоть отбавляй, и любимая сестренка ни в чем не нуждалась. Вика окончила школу с золотой медалью, затем «иняз» с красным дипломом. Некоторое время она работала переводчицей в одной из строительных фирм, но вскоре эта работа ей наскучила. Поддавшись импульсивному желанию, она решила уехать в Петербург, чтобы поступить в Театральную академию на курс кукольников. Брат решение сестры не одобрил, и запретил ей уезжать из родного города. Но для упрямой, избалованной Вики, его мнение ничего не значило.

До отъезда оставалось совсем немного, когда, заболев ОРЗ, девушка сдала анализ крови и узнала о страшной болезни, которая готовилась лишить ее жизни.

Полгода Вика провела в онкологической больнице в Москве. Заработков брата на лечение не хватало. Он залез в долги, сдал квартиру, и переехал в съемную комнату.

Домой вместо крепко сбитой девушки с длинными вьющимися волосами, вернулась девочка-подросток неимоверной худобы, стриженная под ноль.

Перемены коснулись не только внешности Вики. Имя у нее тоже стало другим. Изменилось и отношение к жизни.

Московский священник, отец Артемий, покрестил ее в маленькой часовне больницы. В крещении она приняла имя Астия (в честь епископа, священномученика Астия Диррахийского), и с тех пор только так себя и называла. Перед операцией по пересадке костного мозга отец Артемий принес ей бумажную иконку святого Иоанна Кронштадтского, на обороте которой была напечатана молитва.

— Я всегда молюсь дорогому батюшке Иоанну Кронштадтскому, — он вложил иконку в руку Астии, бессильно лежащую поверх одеяла, — и ты молись ему. Батюшка Иоанн не оставит тебя своим молитвенным заступлением. Если будут силы — поезжай в Петербург в Иоанновский монастырь к его мощам, помолись об исцелении. Многое дает Господь человеку по горячей вере и искренней молитве.

Когда священник ушел, Астия начала медленно читать вслух:

— О, великий угодниче Христов, святый праведный отче Иоанне Кронштадтский, пастырю дивный, скорый помощниче и милостивый предстателю! Вознося славословие Триединому Богу, Ты молитвенно взывал: «Имя Тебе Любовь: не отвергни меня заблуждающегося. Имя Тебе Сила: укрепи меня изнемогающего и падающего. Имя Тебе Свет: просвети душу мою, омраченную житейскими страстями. Имя Тебе Мир: умири мятущуюся душу мою. Имя Тебе Милость: не переставай миловать меня…»

Всю свою веру и надежду на спасение вложила девушка в слова молитвы и, прочитав ее несколько раз, почувствовала, что на душе стало легко, исчез страх перед операцией, а сердце наполнилось радостью и уверенностью в том, что она будет жить.

После пересадки костного мозга прошел год. Астия, как и хотела, училась в Петербургской Театральной академии, жила в общежитии на краю города, подрабатывая на хлеб в кукольном театре.

В первый же день своего приезда она поехала на Карповку в Иоанновский монастырь. Там, стоя на коленях у гробницу, она уже наизусть молилась великому святому: «…Во Христе живый, отче наш Иоанне, приведи нас к невечернему свету жизни вечныя…» девушка поднялась с каменных плит и из ее глаз хлынули слезы, вымывая из души все сомнения, горести и обиды.

Очень скоро Астия почувствовала себя настоящей петербурженкой. Вместе с новыми друзьями она бродила по музеям и центральным улицам города, многие из которых сами могли быть музеями. Девушка любила рассматривать старые дома.

Астия собирала свой Петербург. В ее коллекции были экспонаты, о которых не знали даже коренные жители — береза на крыше дома около церкви святого Пантелеимона, ангел над входом в магазин на улице Восстания, «поющий» куст барбариса в Таврическом саду. Самым ценным из них была разломанная стена старого дома на улице Восстания с частично сохранившимся интерьером кухни, нпоминавшим театральную декорацию, которую забыли разобрать до конца. Остаток стены был похож на Астию – в любой момент он мог исчезнуть. Хотя операция прошла успешно, это не означало, что болезнь ушла навсегда. Коварный лейкоз притаился, ожидая — приживется пересаженный костный мозг или нет.

К концу первого семестра Астия начала слабеть. По ночам поднималась высокая температура, тело тряслось от озноба, противясь внедрению чужой крови. На молитву не было сил. К утру температура спадала, и тогда, превозмогая головокружение и слабость, девушка ехала причащаться в Иоанновский монастырь, где она старалась попасть на исповедь к отцу Феодору, доброму и любящему пастырю. Тот тоже приметил юную, болезненного вида прихожанку, а, узнав историю девушки, начал каждодневно поминать ее в молитвах.

После причастия всегда становилось легче. Астия спускалась к гробнице Батюшки, читала ему акафист или просто сидела рядом, повторяя запавшие в сердце слова: «…Любовию Твоею озари нас, грешных и немощных, сподоби нас принести достойные плоды покаяния и неосужденно причащатися Святых Христовых Таин. Силою Твоею веру в нас укрепи, в молитве поддержи, недуги и болезни исцели…»

Однажды Астия поняла, что сил на дорогу из общежития до Театральной академии у нее нет. Снимать жилье было не на что — заработанных денег едва хватало на еду и лекарства. Просить помощи у брата она не хотела. Он до сих пор расчитывался с долгами. Надо было на что-то решаться.

Помолившись любимому Батюшке, Астия рассказала о своих бедах режиссеру кукольного театра. «Будешь жить в моем кабинете, — не раздумывая, сказал он, — там есть диван, кухонька и душ. Переезжай прямо сейчас».

«Слава Богу за все! Благодарю Тебя, любимый Батюшка Иоанн! От кукольного театра до академии — десять минут пешком, от театра до Иоанновского монастыря — сорок минут на метро, до репетиций – два пролета лестницы!» — ликовала Астия.

Врачи онкологических больниц и клиник привыкли к тому, что их пациенты с диагнозом «рак крови» с каждым годом становятся все моложе.

Лейкоз — болезнь молодых, принято говорить сегодня.

Все ребята, с которыми Астия познакомилась в больнице, умерли. Варвара, Антон, Андрей. Степан, Лена, Игнат, Сергей… Каждый раз, когда Астия писала их имена в записке на проскомидию, она видела их лица.

Варвара – смешливая курносая девчонка. Ей было семнадцать лет. Как-то вечером Астия зашла к ней в палату, и Варвара, смеясь, начала рассказывать глупую историю, смешно тараща глаза над марлевой повязкой. Астия вежливо улыбнулась и ушла, а утром узнала, что ночью Варвара умерла.

Антон был интеллектуалом из Казани и мечтал поступить на философский факультет в Московский университет. Он писал книгу и иногда кое-что читал Астии, которая почти ничего не понимала в его трудах, но уважала его за ум и эрудицию. Он был влюблен в Оленьку. После ее смерти Антон три дня не выходил из своей палаты. Он лишь на месяц пережил возлюбленную.

Некоторое время Астия дружила с Аленкой из Питера, круглолицей и жизнерадостной девочкой.

Встретив бредущую по коридору в обнимку с капельницей Астию, Аленка спросила с серьезным лицом:

— Это твоя подружка?

— Скоро и у тебя такая же будет, — Астия сдержала улыбку.

— Меня зовут Алена.

— Меня до болезни звали Виктория, а теперь я раба Божия Астия.

— Тогда, я раба Божия Елена из Питера. Меня бабушка в детстве покрестила во Владимирском соборе. Кстати, а ты сама откуда?

— Я из Красноярска.

Девчонки подружились, рассказали друг другу свои жизни, но историю с матерью новой подруге Астия не открыла – не хотела омрачать Аленке последние месяцы жизни. Почему-то она не сомневалась в том, что подруга не доживет до пересадки костного мозга. Так и произошло. Восемнадцатилетняя Алена умерла на глазах у родителей, не приходя в сознание.

На следующий день на ее место положили Игната из солнечной Алма-Аты. Молодой казах очень трогательно любил свой край и мог подолгу рассказывать нараспев о красоте Казахстана, о редких животных, которых он встречал, путешествуя по горам и долинам. Игнату было девятнадцать лет, он глубоко верил в Бога и поэтому единственный среди ребят не боялся смерти. После службы в армии Игнат хотел поступить в семинарию, мечтал о служении Господу. Его надежда на Царствие небесное была так заразительна, что помогла многим ребятам преодолеть сомнения в этом вопросе. Астия подружилась с Игнатом и однажды рассказала ему всю свою жизнь.

— Ты простила мать? — спросил он, внимательно выслушав девушку.

— Нет! Я никогда ее не прощу! Из-за нее умер отец!

— Никогда никого не суди, тем более свою мать, – Игнат строго посмотрел на Астию, — моли Господа, чтобы он помог тебе простить ее. «Ибо человеку, который добр пред лицем Его, Он дает мудрость и знание и радость, а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицем Божиим…», — процитировал он из Екклесиаста, – и добавил, – ты же хочешь жить.

Тогда Астия не поняла связи между своей жизнью и прощением матери.

Однажды она застала Игната во время молитвы и была потрясена тем, что он молился обо всех ребятах на отделении.

— Господи, милостив буди мне грешному, — он поднялся с колен, и, увидев Астию, торопливо смахнул слезы.

— Ты же не боишься смерти, почему ты плачешь? – удивилась девушка.

— Я плачу о своих грехах, — вздохнул всей грудью Игнат.

— Почему ты молишься о нас и не просишь Бога, чтобы Он исцелил тебя?

— Я же прошу — Господи, милостив буди мне грешному, — улыбнулся глазами Игнат. — Что может быть больше милости Божьей? Господь всегда управляет к лучшему, и я во всем полагаюсь на Его волю.

— Во всем управляет к лучшему? – закричала Астия. – А смерть Варвары – к лучшему? А ты спроси мать Аленки – к лучшему она умерла?

— Астия, не кричи. Ты пока многого не понимаешь.

Астия хлопнула дверью и ушла, разозлившись на друга.

Когда Игнат понял, что умирает, он отказался от обезболивающих препаратов — не хотел уходить из жизни в бессознательном состоянии. Его быстрая и безболезненная смерть была чудом, как и то, что он ушел из жизни в день памяти своего небесного покровителя, святого Игнатия Брянчанинова.

Астия долго не могла смириться с его смертью, ей казалось, что вот-вот раздастся деликатный стук в дверь и на пороге появится невысокий, коренастый паренек с добрыми раскосыми глазами.

Все ребята, поступившие на отделение вместе с Астией, умерли, не дождавшись пересадки костного мозга. Их родные бились изо всех сил, чтобы найти донора и собрать деньги на операцию. Некоторые родители жили в больнице вместе со взрослыми детьми. Если бы было возможно, они, не раздумывая, поменялись с ними местами. Все молились о спасении детей, стараясь не пропустить ни одного молебна в больничной часовне. В каждой палате была икона целителя Пантелеимона.

Когда дети умирали, отцам и матерям приходилось учиться жить заново. Верующим было легче. Пережить страшную утрату им давал силы Господь. Многие отдавали оставшиеся после смерти сына или дочери средства на операции другим молодым людям, создавали частные фонды. Горе делало людей милосердными. Астии оказали помощь родители Игната. Ничего ей не сказав, они оплатили многотысячную операцию.

Раньше Астия задавала себе вопрос – почему все умерли, а я живу? Но ответа на него не находила. Теперь она знала — так угодно Господу.

Девушка все еще не простила мать. Брат давно примирился с матерью, а Астия не могла. Она молилась, каялась в жестокосердии на исповеди — ничто не помогало. С какой-то болезненной гордостью Астия говорила о себе — «я сирота».

Мать, узнав о болезни дочери, хотела сразу приехать, выслать деньги, но Астия отказалась от ее помощи, хотя очень нуждалась.

Знакомые и друзья приносили Астии подержанную одежду и обувь. Сначала, привыкшая к хорошим вещам, девушка примеряла их брезгливо, но со временем научилась радоваться и красивой поношенной курточке и модным, слегка стоптанным, туфлям.

С каждым днем Астия теряла силы. Организм отказывался принимать даже скудную порцию овощей. Подростковая одежда стала велика. Бессонные ночи, истощение – с этим Астия смирилась, но быть одинокой не хотела. Она мечтала стать женой и матерью. В ее положении эти надежды любому человеку показались бы абсурдными, но только не Астии. Каждый день она молилась святому Иоанну Кронштадскому о помощи в устроении ее замужества, но время шло, а суженый не объявлялся.

Наступила зима. Прожив около полугода в кабинете режиссера, Астия почувствовала, что работать в театре больше не может, силы иссякли совсем. В клинике, где она наблюдалась, ей предложили поехать в санаторий, но при условии, что дорогу она оплатит сама.

Астия брела по заснеженной улице, строя самые невероятные планы, как заработать деньги на билеты. «Поработаю официанткой пару недель. Буду всем улыбаться и мне будут давать хорошие чаевые», — она принялась рассматривать вывески ресторанов. Неожиданно на двери здания, зажатого между жилым домом и продуктовым магазином, Астия увидела на массивной двери табличку «Храм святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова».

Не задумываясь, девушка потянула дверь на себя. За ней оказалась маленькая часовенка. Перед иконой Пресвятой Богородицы теплилась лампадка. Поклонившись Божьей Матери, Астия прошла дальше и увидела в следующем помещении большой портрет Иоанна Кронштадтского.

— Деточка, тебе помочь? – внезапно около нее появилась старенькая монахиня с добрым лицом.

— Матушка, куда я попала? А где же храм?

— Храм на третьем этаже. А попала ты на бывшее подворье Леушинского монастыря.

— Про этот монастырь я никогда не слышала.

— Так я тебе расскажу. Ты садись. Меня мать Тарасия зовут. А тебя как?

Астия назвалась и присела на старинный кожаный диван.

Монахиня долго рассказывала девушке о затопленном монастыре, о его последней настоятельнице игумении Таисии, о духовной связи Леушино с Иоанном Кронштадтским. После ее рассказа Астии стало понятно, почему она попала именно сюда.

Девушка поднялась наверх. Перед входом в храм ее встретила икона Божьей Матери, от которой исходили одновременно и глубокая нежность, и огромная сила. «Азъ есмь с вами, и никто же на вы», — прочитала Астия надпись на иконе, и, пошла к свечной лавке.

— Что значит «Азъ есмь с вами, и никто же на вы»? – спросила Астия свечницу Татьяну, забыв поздороваться.

— «Я с вами, и никто против вас», — ответила та, сразу распознав в еле стоящей на ногах, коротко остриженной девушке онкологическую больную.

И вдруг Астия разрыдалась. Татьяна выбежала из лавки и, прижав ее к себе, начала твердить без остановки: «Все будет хорошо. Все будет хорошо».

Когда Астия успокоилась, то, неожиданно для себя, рассказала незнакомой женщине все о своей питерской жизни: о том, что устала жить в «каморке папы Карло» (так за глаза называли в театре кабинет режиссера), про свое одиночество, о том, что по ночам из горла идет кровь, а «скорая» отказывается приезжать. Что нет сил даже на самую легкую работу. Что она вообще решила уйти из театра и бросить учебу. Что нет денег на дорогу в санаторий, а ехать надо обязательно.

Татьяна отреагировала мгновенно:

— Жить можешь у меня, а деньги на дорогу в санаторий я тебе дам прямо сейчас. Собиралась сегодня купить кое-что, но куплю в другой раз.

Астия не шла – летела за билетами. «Благодарю тебя, батюшка Иоанн», — всю дорогу шептала она, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих.

Прямо с вокзала девушка поехала в Иоанновский монастырь.

— Батюшка, могу ли я принимать деньги от чужих людей? – спросила она отца Феодора.

— У Господа нет чужих, у Него все свои. Все, что будут люди давать тебе, бери, не гордись. Это ведь тебе помощь по молитвам Батюшки.

— И еще, отец Феодор, я впала в страшное уныние от одиночества. Мне так нужен близкий, родной человек. Я хочу семью, детей, — всхлипнула Астия.

— Будет у тебя семья. Обязательно будет. Ты прочитай сорок раз акафист «Скоропослушнице», и Пресвятая Богородица тебе поможет, — улыбнулся в бороду священник.

Второй раз за день у Астии выросли крылья. После службы она зашла в церковную лавку и вдруг увидела рядом с нужным ей акафистом житие Иоанна Кроншдатского, которое давно мечтала иметь.

Пересчитав деньги, девушка поняла, что с житием придется повременить.

«Девочка, тебе что-нибудь надо?» — вдруг обернулась к ней впереди стоящая женщина.

Из монастыря счастливая Астия вышла с книгами в руках. «Это тебе помощь по молитвам Батюшки», — вспомнила она слова отца Феодора.

«Два чуда за один день!», — радовалась она, — « Благодарю тебя, отче наш Иоанне!»

В этот же день Астия начала читать акафист «Скоропослушнице».

Вернувшись из санатория, окрепшая Астия, сразу отправилась на Леушино. Девушка и леушинская свечница подружились. Теперь Астия часто заходила на подворье, расположенное по сосеству с театром. Татьяна впустила Астию в свое сердце, переживала за ее неурядицы, радовалась успехам и молилась за девушку всей душой. Умудренная жизненным опытом, она быстро поняла, что Астия не беззащитный цыпленок, как ей показалось при первой встрече. У девушки был сильный, гордый характер, который, с одной стороны, помогал ей бороться за жизнь, с другой — всячески мешал смирению.

Как-то, передавая Астии небольшую денежную сумму, Татьяна сказала:

— Спасибо, что даешь мне возможность помочь тебе.

— Вы даете мне деньги и говорите спасибо?! – поразилась девушка.

— Надо быть благодарным тем, кто дает нам возможность делать добро, иначе как мы сможем проявить любовь к ближнему? Чем спасаться будем?

Наступила весна. Астия снова начала терять вес, и все реже заходила на подворье. Татьяна видела, что девушка совсем пала духом.

Последний раз оставалось Астии прочитать акафист. Но, боясь, что чудо не произойдет, она откладывала его чтение со дня на день.

Как-то, собравшись с силами, девушка собралась в монастырь. Неожиданно около нее остановилась машина.

— Садитесь. Я вас отвезу в любое место. Бесплатно, — неожиданно предложил водитель.

Всю дорогу он молчал, а остановившись у монастыря вдруг заговорил:

— У вас в жизни все будет хорошо. Вы выйдете замуж и родите ребенка. У вас будет чудесная семья. А зовут меня Иван, — некстати представился он и уехал.

Слова водителя не выходили у Астии из головы. Еле дождавшись исповеди, она рассказала отцу Феодору о странной встрече.

— А ведь это чудо, — поразмыслив сказал священник. — Через этого Ивана, отец Иоанн Кронштадтский тебе весточку передал, чтобы ты не унывала. Иди поблагодари Господа и нашего Батюшку.

В этот день Астия, наконец, решилась и прочитала акафист в сороковой раз. Неожиданно позвонил брат и сообщил, что вернулась мать, что она тяжело больна и очень хочет видеть дочь. В одно мгновенье девушка решила ехать.

«Пассажиров, улетающих в Красноярск, просим пройти на посадку», — раздался голос диспетчера. Девушка прошла сквозь гофрированный рукав, приставленный к лайнеру, и устроившись у окна, раскрыла молитвослов. «Простите, место рядом с вами свободно?» — спросил ее приятный мужской голос.

— Да, — Астия, невольно отметила про себя, что у симпатичного молодого человека, нет обручального кольца.

— Меня зовут Иван, а как ваше имя? – юноша внимательно посмотрел ей в глаза.

Девушка смутилась, отвела взгляд и, на секунду запнувшись, ответила: — Виктория.

После взлета Вика задремала и выронила книгу.

Иван поднял ее и, раскрыв наугад, начал читать: «О, великий угодниче Христов, святый праведный отче Иоанне Кронштадтский…». «Надо же, молитвослов», — молодой человек прервался, и посмотрев на спящую девушку, вдруг подумал, что из нее получится хорошая жена.

В Красноярске в это время спешила в аэропорт мать Астии-Виктории, подбирая слова для встречи дочери.

Через год Виктория с Иваном приехали в Петербург поклониться мощам святого Иоанна Кронштадтского. Стоя у гробницы Батюшки, они с благодарностью произносили слова молитвы:

— О, великий угодниче Христов, святый праведный отче Иоанне Кронштадтский, пастырю дивный, скорый помощниче и милостивый предстателю! Вознося славословие Триединому Богу, Ты молитвенно взывал: «Имя Тебе Любовь: не отвергни меня заблуждающегося. Имя Тебе Сила: укрепи меня изнемогающего и падающего. Имя Тебе Свет: просвети душу мою, омраченную житейскими страстями. Имя Тебе Мир: умири мятущуюся душу мою. Имя тебе Милость: не переставай миловать меня». Ныне, благодарная Твоему предстательству всероссийская паства молится Тебе: Христоименитый и праведный угодниче Божий! Любовию Твоею озари нас грешных и немощных, сподоби нас принести достойные плоды покаяния и неосужденно причащатися Святых Христовых Таин. Силою твоею веру в нас укрепи, в молитве поддержи, недуги и болезни исцели, от напастей, врагов видимых и невидимых избави. Светом лика Твоего служителей и предстоятелей алтаря Христова на святые подвиги пастырского делания подвигни, младенцам воспитание даруй, юность настави, старость поддержи, святыни храмов и святые обители озари.

Умири, Чудотворче и Провидче преизряднейший, народы страны нашия, благодатию и даром Святого Духа избави от междуособные брани; расточенные собери. Прельщенные обрати и совокупи святей Твоей Соборной и Апостольской Церкви.

Милостию Твоею супружества в мире и единомыслии соблюди, монашествующим в делах благих преуспеяние и благословение даруй, малодушные утеши, страждующих от духов нечистых свободи, в нуждах и обстояниях сущих помилуй и всех нас на путь спасения настави.

Во Христе живый, отче наш Иоанне, приведи нас к невечернему свету жизни вечная, да сподобимся с Тобой вечного блаженства, хваляще и превозносяще Бога во веки веков. Аминь».

ИСТОЧНИК: http://www.zavet.ru/b/rogaleva/ljubov/01.htm