Накануне 60-летнего юбилея игумен Киприан размышляет над главными событиями своей жизни, оценивает те дела, которыми хотел послужить Богу, Отечеству и своему народу.

– Отец Киприан, 10 июля 2013 года вам исполняется 60 лет. А на сколько лет вы сами себя ощущаете?

– Лет на 30–40…

– Как вы думаете, почему один человек в 18 лет чувствует себя 40-летним, а другой в 70 – юношей?

– Дело в том, что душа человеческая возраста не имеет. На самом деле человек – и маленький, и в средних годах, и пожилой – имеет ту душу, которая стоит над возрастом. Можно встретить и маленького старичка, и пожилого юношу.

И тем не менее в каждом возрасте свои соки. Например, подросток стремится самоутвердиться в обществе, в мире, познать, кто он такой. Но этот процесс может затянуться, и порой человек самоутверждается всю жизнь. Или в юношеском возрасте люди обычно ищут смысл жизни, но не все обретают его в молодости, и человек может до конца своих дней находиться в поиске. Смысл существования у него периодически меняется, он по духу остается юношей. Так же как дети дошкольного возраста, которые непосредственно общаются с Богом: проходят годы, но старцы остаются как младенцы – искренние, непосредственные, доверчивые, чистые. И они могут существовать в таком возрасте до конца своей жизни.

Конечно, есть возраст биологический: часы тикают, физиологически организм стареет. У каждого человека имеется свой моторесурс: «седмьдесят лет, аще же в силах, осмьдесят лет», как сказано в Псалтири, дальше – физиологически – он должен закончить свое земное существование. Правда, существует пятая заповедь: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли». Господь за почтение к родителям продляет жизнь человека на земле. И действительно, можно встретить долгожителей ста и более лет. Все они удивительным образом почитали своих родителей, старших, начальство. И Господь за это свойство продлил им жизнь, дал такую награду. И наоборот, есть люди, которые за непочтение к родителям лишаются земного счастья и сокращают дни своей жизни. Можно даже так сказать: всякое наше непочтение к родителям – и по крови, и духовных – сокращает дни нашего существования на земле. Наш физиологический ресурс здесь ни при чем. Медики разводят руками: непонятно, почему один человек в расцвете сил умирает, а другой – вроде бы дряхлый и существовать не может – а продолжает жить. Это как раз говорит о том, что не все определяется физиологией и годами. Наша жизнь определяется духом. Каков дух – такая душа, и эта душа сияет, проявляется через тело. Глядя на фотографию, мы смотрим не просто на анатомические подробности, а пытаемся понять, какой дух, какая душа проглядывает сквозь портрет, сквозь взгляд, сквозь движения.

Когда мне сейчас говорят, что мне исполняется 60 лет, мне кажется, это про кого-то другого. Я, конечно, к этому не привык, для меня это звучит удивительно. Наверное, для многих так.

Мне часто говорили, что жизнь очень быстротечна, пролетает незаметно. А я думал: как можно не заметить часы, сотни часов, месяца? Как же это можно не заметить несколько десятков лет? Но действительно, достаточно много проходит незаметно. И я бы не сказал, что жизнь не наполнена событиями. Сегодня за день (беседа проходит около полуночи. – Ред.) я насчитал 15 событий, довольно ярких, важных, впечатляющих. Обычно в день случаются около десятка событий, жизнь течет в таком режиме.

Некоторые коллеги говорят: «Слушай, пора нажимать на тормоз. Пора жить в другом ритме. Нельзя жить так насыщенно, уже возраст… Надо приходить к созерцанию – себя, окружающего мира».

– И что вы отвечаете?

– Я тоже понимаю, что, может, и пора переходить к созерцанию. Вернее, я уже довольно давно желал бы к нему перейти. Наверное, каждый человек находится перед дилеммой: либо жизнь ему кажется скучной и ничем не насыщенной, либо наоборот – он суетой пресытился, ему нужно куда-то удалиться и отдохнуть. Есть два естественных состояния. С одной стороны – стремление к новым впечатлениям или, по крайней мере, к внешней перемене мест, деятельности, а с другой стороны – наоборот, желание затворничества: дома посидеть, отдохнуть, взглянуть в себя, побыть с Богом.

Ну и конечно, я помню, когда принял монашество, думал: вот наконец затворюсь в келии, буду читать тысячу Иисусовых молитв, стану, как описано в житиях святых, монахом-отшельником, который созерцает Бога. Но, слава Богу, у меня был духовник, великий наш старец отец Кирилл (Павлов), который сказал, что если я затворюсь, то вообще погибну: «Твое послушание – заниматься образовательной деятельностью в Церкви». Я этого не мог понять, думал: «Как же так? Я же буду судиться как монах – за молитвы?» Старец дал мне послушание, с которым я был не очень согласен… Но все мои попытки затвориться, уединиться действительно показали, что отец Кирилл видел мой характер: деятельный, живой, подвижный. В рамках такого «подвижничества» можно иметь какие-то паузы, но сменить образ жизни для меня, видимо, было невозможно. И сейчас так же. Я никак не могу остановиться. Может быть, и хотелось бы. Вернее, я стараюсь останавливаться каждый день, каждый вечер…

– Батюшка, а как вы отдыхаете?

– Во-первых, перемена деятельности – это уже есть отдых. К тому же у меня есть такой час перед сном, который я посвящаю молитве и который очень много дает. Иногда такой час удается выкроить утром. Ну и практически каждый день я стараюсь служить. Литургия это еще пару часов…

– Отдыха?

– В духовном плане это отдых. Конечно, не расслабляющий…

– Но в физическом смысле это ведь тоже колоссальное напряжение.

– Здесь уже, наверное, не законы физики действуют, а благодать. У меня есть стойкое ощущение, что если я не был на литургии, то, значит, день прожит напрасно. И вообще как раз физически очень тяжело – в любом возрасте – проживать день, если ты не молился, не причащался.

А здесь – предстоишь пред Богом, и душа приходит в порядок, и страсти утихают, и суета – внешняя и внутренняя – исчезает. И часто после литургии, когда ты в мирном состоянии, приходят простые решения – как поступить, как действовать, как исполнять свои послушания.

Много приходится заниматься творческой, нестандартной деятельностью. И это тоже является неким стимулом, чтобы обращаться к Богу. Просишь: «Господи, вразуми, как поступить». Может быть, и есть собственные догадки, ощущения – «мне кажется так». Но, как говорили святые отцы, «не верь себе». Хорошо бы еще получить некий знак от Бога, понять, какова воля Божия.

Действительно, литургия – это важное время, когда просишь, чтобы Господь благословил тебя на дела, чтобы воля Божия явилась через обстоятельства, через других людей. В этот момент и внешняя деятельность и литургическая, духовная – соединяются. Это не значит, что ты на литургии думаешь о каких-то делах. Просто вопрошаешь: «Господи, Ты все видишь, все знаешь, сделай так, как это полезно и для моей души, и для людей, и, может быть, для нашего Отечества». Поскольку некоторые наши проекты выходят за рамки одного прихода и касаются большей части нашего народа или детей.

Рождественские чтения. Двадцать лет спустя – Батюшка, вы занимаетесь одновременно невероятным количеством дел: служите, преподаете, пишете книги, снимаете фильмы, издаете журналы. Ваши должности довольно сложно даже перечислить. Вы являетесь директором программы «Духовно-нравственное воспитание подрастающего поколения»,

С ректором Московской Православной Духовной Академии архиепископом Верейским Евгением (Решетниковым).

Ha Страстной седмице Великого поста слушатели ВБК традиционно паломничают в Серафимо-Дивеевский монастырь. На фото: храм на кладбище Дивеевской обители.

«Многие дети с самого рождения поражают своим ангелоподобным видом, непосредственностью, искренностью, чистотой. Хорошо бы укреплять это в них, давать возможность проявлять добрые свойства в делах милосердия, в молитве. Увидеть вечное, добродетельное в человеке – одно из главных диагностических свойств педагога».

Паломничество слушателей ВБК в Италию. Май 2013 года.

«Суть проекта Рождественских чтений состояла в том, чтобы соединить государство и  Церковь  в некоем соборном осмыслении того, где мы находимся, куда движемся, попытаться наладить партнерство».

заведующим Педагогическим кабинетом МПДА, перым проректором Выспшх Богословских Курсов при Московской Духовной Академии, главным редактором журнала «Покров», ректором Института экспертизы образовательных программ и т.д. и т.п. А можно накануне 60-летия все-таки выделить, скажем, три наиболее важных дела или события вашей жизни?

– Многие уже, конечно, подзабыли, но коллеги, которые со мной трудились, и очевидцы все еще называют меня родоначальником Рождественских чтений. Идея Чтений родилась у нас в диалоге с одним чиновником. Суть этого проекта состояла в том, чтобы соединить государство и Церковь , общество в некоем соборном осмыслении того, где мы находимся, куда движемся, попытаться наладить партнерство, доверительные отношения. Такой форум родился и существует уже 20 лет, несколько раз сменились его команды и руководители. Его деятельность, похоже, невозможно прекратить.

Мне приятно, что такой проект приносит свои плоды, хотя от того, что мы задумали, выполняется чуть больше половины. Еще нет ни одного нормального итогового документа Чтений, нет никаких планов совместных действий, серьезной аналитики – что происходит. Есть очень субъективные доклады, вырывающие из контекста некие события, значение которых либо преувеличено, либо факты не имеют за собой никаких серьезных оценок и оснований.

Прошел год – хорошо бы оглянуться: какая рефлексия, что произошло? Что не получилось из намеченного? Какие плоды? Если уж по-военному: где враг, где наши, где линия фронта? Чтобы победить в сражении, генералы, штабные работники садятся, разворачивают карту, разрабатьівают направления ударов. Если их точно не обозначить, невозможно одержать победуИ не из головы сведения берутся – существует и разведка, и точная оценка сил, и рекогносцировка.

Так и в духовной битве. Но мы еще только поставили диагноз, констатировали, где находимся, а дальше-то необходимо соборно понять – что же делать. Предложения можно готовить и до начала Чтений, чтобы на соборе совместно их обсуждать. Тем более что на Чтениях присутствуют люди, которые могут принимать управленческие решения на всех уровнях: на федеральном, на губернаторском, на уровне образовательных школ. Надо показать положительные примеры, выяснить, какие модели решения проблем существуют.

Было бы хорошо, если бы каждые Чтения заканчивались некой совместной программой действий, в которой всякий человек, организация понимали бы, где они находятся, какую нишу занимают. Человеку должно быть ясно, кто его сосед, с кем он, может быть, соревнуется, что у них общего, чем он отличается от других делателей. А пока этот туман как был, так и висит, осмысления не происходит. Но когда не принят план действий, тогда речь идет о личном деле каждого. Или даже если такой план принят – то это известно только вверху, а что делается внизу, никто не знает.

Например, один мой знакомый батюшка рассказывал, что их недавно собрал архиерей и объявил: «Я вам даю день, придумайте, как работать с молодежью». Они целый день сидели, обсуждали и… ничего не придумали. Батюшка рассказывал: «Мы, – говорит, – ушли в недоумении. Ни у кого нет положительного опыта работы с молодежью». Потому что, действительно, это очень специфическая аудитория, которая находится в некоем протесте или в поиске. Для работы с ней надо найти особые формы. И отыскать таких харизматиков, которые бы смогли с молодежью потрудиться.

Недавно я был на Кипре. И меня поразило, что в городе Лимассол митрополит Афанасий ежедневно пять раз в день общается с молодежью по радио. Последняя его встреча проходит с 11 до 12 ночи, причем это час прямого эфира. Архиерей дает ответы на самые каверзные вопросы молодежи. Удивительный такой подвиг. Человек жертвует собой. Хотя он митрополит, ему совсем не обязательно по радио выступать. Это все равно что губернатор, его дело управлять епархией, рукополагать священство. А митрополит очень смелый, он, допустим, не стесняется делать для детей комиксы. Такое уж молодое поколение сейчас, у них совершенно фрагментарное, клиповое сознание. Им сложно воспринимать большие тексты. И вот предлагается интересный ход: комиксы – не карикатурные, а очень благочестивые, через них излагается и суть монастырской жизни, и смысл монашества, и основы веры. Я думаю, что у нас это вызвало бы болыиие споры, но, тем не менее, такого рода схемы должны обсуждаться собором. Какую продукцию выпустить для молодежи, для клипового сознания детей, современного общества?

Или другая тема – различные современные молодежные движения – это же разновидность сект. Молодежь, которая там побывала, приходится фактически реанимировать. Им нужна реабилитация, это целый процесс. А как можно реабилитировать ребенка, который подсел, как говорят, на компьютер, впал в тяжелую информационную зависимость?

Предполагалось, что Рождественские чтения – это некий многоэтажный дом, в котором можно найти интересные практические и теоретические решения. Люди, которые чего-то достигли, должны быть на трибуне, их должны слышать и видеть все остальные. Доклады делают не те, кто имеет какие-то должности или личное расположение начальников, как у нас при социализме, а те, кто реально что-то за этот год сделал. Вот был смысл-то сборов: страна должна знать своих героев. Их надо увидеть, услышать, вдохновиться их примером.

Тем не менее как-то это выполняется. По крайней мере люди общаются в кулуарах. Может быть, некоторые даже не ходят на официальные заседания, но тем, кто трудится в соседних «окопах», важно встретиться, послушать друг друга, поделиться опытом.

У Бога все возможно. Всего лишь первые 20 лет прошло с начала Чтений. Это половина времени странствия евреев по пути из египетского плена. Еще лет 20, наверное, минует, а потом Рождественские чтения войдут в Землю обетованную.

Доброе кино возвращается

…Второе дело, и здесь я, может быть, не столько свою точку зрения высказываю, сколько общественную, – мне приписывается то, что я стал основателем кинофестиваля «Лучезарный Ангел. Доброе кино возвращается». Меня действительно в свое время возмутило, что телевидение показывает фильмы, которые растлевают народ. Ленты, которые крутят в кинопрокате, обладают ореолом привлекательности греха. И когда я начал общаться с кинематографистами, выяснять, почему это происходит, оказалось, что даже сценаристы основывают многие свои сюжеты на конфликте между одними страстями и другими. Очень часто в основе фильма лежит мотив мести. Кто-то кого-то убил, а другой за ним гоняется и мстит. Или же все строится вокруг любовной страсти, когда нужно овладеть, завладеть, победить. Один грех сталкивается с другим, и проигрывают все.

И у меня возникла мысль: а может ли кинематограф быть добродетельным? Действительно – есть добро, есть зло, добро борется со злом. И добро может победить. Или человек может выиграть, если выберет между меньшим добром и болыиим. Что бы он ни выбрал – все равно это полезно и для Бога, и для него, и для людей. Мне говорят: это невозможно смотреть, неинтересно. Ну как же неинтересно? Хотя, действителыю, человек рождается с падшей природой, которая более расположена к страстям. И конечно, когда ему показывают страсть, то та страсть, которая в нем живет, резонирует. И у него возникает интерес. Но человек – это не животное, которое существует только на основе животных и душевных страстей. У него есть и зачатки рая, и зачатки добродетели. Он может увидеть, как другой человек живет блаженной жизнью, и это станет для него побудительным примером, который вдохновит его, перевернет его жизнь. Может ли святой быть главным героем фильма? Святой благоверный князь Александр Невский, например? Наверное, да – идеалом, примером, к которому человек тянется.

Слава Богу, появился фильм «Остров» Павла Лунгина, в котором нет тяжких страстей. Там, может быть, в самом начале описаны страстные вещи. Но дальше-то человек 30 лет кается за грех убийства. 30 лет читает Иисусову молитву – фактически непрерывно. А ведь сейчас даже 30 минут многим трудно покаяться.

Конечно, важно создавать такие фильмы, которые в основе своей имеют добродетели, рассказывают о герое, который стремится к святости, является блаженным, благодетельным, хотя бы Христа ради юродивым – как отец Анатолий в фильме «Остров». Это, конечно, не такой идеал, к которому все должны стремиться. Потому что если все станут, как отец Анатолий, юродивыми, будет тяжеловато. Но удивительно, что более 70 млн. людей посмотрели ленту, и многие признали, что это лучший фильм из всех, которые они видели. Оказывается, у нас великий народ, который во всем разобрался. Оказывается, кино может быть духовным, нравственным и кассовым. И добродетельным.

Когда к нам в духовные школы, в семинарию поступают ребята, я спрашиваю: почему вы сюда идете? И вот некоторые сказали: мы посмотрели фильм «Остров». «А что было до этого?» – «А до этого я хотел на экономический поступать, на подготовительные курсы ходил». Какой побудительный мотив! Это ж надо: один фильм, образ развернули человека – профессионально и мировоззренчески! Я спрашиваю: «А что ж ты там такого увидел?» «А я, – говорит, – понял, что есть духовная жизнь. Что Бог есть. И что Ему можно посвятить жизнь».

Слава Богу! Видите, когда ненавязчиво человеку дают задуматься, где он находится, куда движется, ради чего всего это происходит, тогда все моменты престижа – как я буду выглядеть в обществе – вся эта шелуха, от- падает. А когда помрешь, куда пойдет твое положение в обществе, твое благополучие? Ты на Страшном суде скажешь, что был хорошим предпринимателем? Много денег заработал – и что?

– Вы как-то рассказывали притчу: после смерти богач попадает в ад. «Как же так, – возмущается он, – я церкви восстанавливал, столько денег вложил». Тогда ему является Ангел Хранитель и говорит: «Не бойся, с апостолами я договорился – деньги тебе вернут…»

– Вообще это самый главный вопрос: чтобы человек однажды ощутил себя перед лицом Вечности. И действительно принял правильное решение, куда ему двигаться, чем заниматься, а чем нет. Стоит ли суетиться, тратить время на эти занятия. Угодно это Богу или нет? Это самые онтологически важные вопросы…

А фестивалю «Лучезарный Ангел» в этом году исполняется 10 лет. По времени это четверть пути к Земле обетованной.

– Что еще хотелось бы увидеть на фестивале?

– Мне радостно, что все болыие и болыпе появляется режиссеров, сценаристов, продюсеров, которые приходят и говорят: мы делали фильм для вашего кинофестиваля. Это фильмы добрые, о добре. Причем это не значит, что фильм конфессиональный, обязательно православный, достаточно, чтобы этот картина или re- ροή располагали бы к добру. Заставляли бы задуматься: что есть добро, а что есть зло. А где я? Конечно, есть такие плоды – фильмы «Поп», «Моя любовь», множество документальных, анимационных картин…

– Батюшка, в прошлом годы вы приняли участие в съемках фильма режиссера Александра Куприна «Паисий  Святогорец». Фильм будет демонстрироваться на фестивале?

– Надеемся, что да. Фильм – шестисерийный, снят по житию Паисия  Святогорца, одного из выдающихся святых нашего времени. Пока еще мало кто понимает, что фактически это второй Серафим  Саровский. В работе над фильмом мы соприкоснулись с множеством людей, которые получили дух и дар Паисия, его помощь. Удивительно, что фильм открыл перед нами свойства духовного кино. Через него некоторые получают непосредственное общение с Паисием, некие дары. Ребята-семинаристы рассказывали, что после просмотра фильма у них открылась молитва. Я спрашиваю: «А что, вы до этого не молились?» – «Такой молитвы – непосредственной, когда предстоишь перед Богом, – не было…»

У кого-то открылось покаяние. Кому-то стало стыдно за свою жизнь, за свои грехи. Если человек смотрит этот фильм непредвзято, вглядываясь в самого себя, он может получить много оснований для того, чтобы правильно оценить, что происходит, и изменить свою жизнь к лучшему. Для фестиваля, конечно, шесть часов – многовато. Надо будет какую-то фестивальную версию сделать, часа на два.

– А кто вас благословил снимать этот фильм?

– Афонский старец Евфимий. Сам бы я никогда не додумался и не дерзнул бы на такое… Но он убедил меня, что именно русские кинематографисты могут снять фильм о Паисии  Святогорце, что греки на это не способны.

– Старец Евфимий – ныне здравствующий?

– Да, это один из ближайших учеников Паисия. Те, кто окормлялся у Паисия  Святогорца, теперь окормляются именно у Евфимия. Я посчитал, конечно, что это недоразумение: я не продюсер, не режиссер.

– В качестве кого вы выступили в этом проекте?

– В качестве руководителя проекта. Хотя я болыие молился за съемочную группу, что-то подсказывал.

– Но вы же и снялись в фильме – как один из ведущих?

– Это тоже по недоразумению или по несчастью. Когда мы начали делать фильм, выяснилось, что многие афонские монахи сниматься отказались. По крайней мере, все те, кого мы приглашали стать неким образом афонского монашества, этого сделать не захотели. А человек должен был проходить по местам, связанным с Паисием, и рассказывать что-то на камеру. Но афонские монахи сказали, что суть их делания состоит в молчании. Афон проповедует молчание.

– «А-фон» – это беззвучие…

– Человек, тайно молящийся Богу, пребывает в Нем, получает благодать, этой благодатью делится. Не обязательно все это выражать словами. Но, тем не менее, даже наши предложения помолчать в фильме не подействовали, и фильм о монахе Паисии получался, таким образом, совсем безликим. То есть фактически без монашествующих. Поэтому по просьбе режиссера и сценариста я попробовал себя в роли молчащего афонского монаха.

– То есть вы в кадре молчите?

– Я молился, старался особо не высказываться, не комментировать.

Просто действительно Паисий – это выдающийся святой нашего времени. Личность, которая фактически создала совершенно новое – практическое, не книжное – богословие. Некоторые монахи на Афоне говорят: «Ну что он такого сказал, мы все то же самое говорим, то же самое пишем?» Но, во-первых, он сказал это с благодатью, по благодати. А второе – у него действительно был дар сказать простыми словами для простых людей, отказавшись от богословской терминологии. Вот открываешь книжки и афонских монахов, и наших богословов – они пишут о синергии между Богом и человеком, используют термины. А ты по-простому возьми и скажи. Иннокентий Иркутский говорил, что, если вы не можете ребенку на простом языке объяснить Божественную истину, значит, вы ее не знаете, не понимаете. А Паисий этой истиной обладал, он мог объяснить ее и ребенку, и любому неграмотному, и богослову.

Кстати, у него окормлялись – не только духовно, но и научно – крупнейшие богословы Греции. Приезжали, брали благословение: писать статью на эту тему или не писать. А если писать, то как. Старец с образованием в три класса благословлял великих академиков. Как это могло быть? Сейчас говорят: если нет семинарского образования, не имеешь права занимать определенную должность, проповедовать. Это, конечно, своего рода прививка, но не все сводится к формальным книжным знаниям. Лучше бы узнавать по плодам, по тому, как человек живет.

Старец Паисий, конечно, это великая личность, и слава Богу, что Он нас свел с его родственниками, с его старшим братом Рафаилом. С ним мы полдня беседовали, общались, и он меня спрашивал: «Отец Киприан, скажи, сколько мне еще жить? Мне больше 90, я уже не могу…» Он напоминает библейского старца Симеона, который до чего-то должен дотянуть, до какого-то события – хотя физически изможден, жить уже не может.

Это как раз к нашему возрастному вопросу: иногда человек живет совершенно дряхлый, в организме у него столько хронических заболеваний, что для многих хватило бы и одного, чтобы прекратить свое существование. А он продолжает жить, может быть, страдает как мученик, но не в силах это прекратить. Другие, наоборот, цепляются за жизнь, тратят миллионы, чтобы хоть немножко продлить «земную прописку», стать помоложе.

– Батюшка, вашему духовному отцу старцу Кириллу (Павлову) – тоже больше 90 лет, и он также уже несколько лет находится между жизнью и смертью. Как вы думаете, в чем духовный смысл такой болезни старца?

– Действительно, батюшка уже лет пять находится в таком состоянии, что практически не может разговаривать. Можно только строить догадки – почему так. Отец Кирилл все время мечтал жить в уединении, в отшельничестве, но поскольку к нему постоянно стремился большой поток людей, он никак не мог этого сделать. А сейчас болезнь как бы остановила этот поток, и он живет как отшельник.

Все мы уверены, что старец находится в непрестанной молитве, которой мы помешать уже не можем. В этом, наверное, и есть Промысл Божий. Господь устроил его заветное желание – пребывать в непрестанной молитве – таким способом. Потому что, наверное, никто бы не понял, если бы он куда-то в каменную расщелину залез и спрятался бы от всех.

У батюшки особая, думается, благодать, и Господь ведет его именно тем путем, который особо полезен ему как величайшему старцу. Возможно, отец Кирилл действительно один из последних удерживающих, ради которого Господь нас милует, прощает беззакония.

Я помню, когда он заболел и все очень сильно молились, чтобы старец выжил, отец Кирилл пришел в себя и врачу, который беспокоился за его состояние, сказал: «Ты не переживай, я еще лет пять проживу». Вот и прожил. Даже уже болыие. Видимо, это ему тоже было открыто.

…Неисповедимы пути Господни. Сейчас в Институте Склифосовского в реанимации лежит один из наших прихожан – Владимир, он разбился на машине, уже полгода не приходит в себя. Мы его соборуем, навещаем, молимся. Его мать все время спрашивает: почему? А он, начиная делать шаги к Богу, отошел, и страсти его захватили, он впал в тяжкие грехи – никак не мог остановиться. Возможно, так Господь остановил его от падений, и он, пребывая в блаженном состоянии, уже не может творить грехи. Господь через болезни ограждает: может, человек и желает что-то сделать, но не может, реанимация не позволяет. Так что у каждого из нас своя болезнь, свой курс лечения, который Господь прописывает. Как самый великий доктор и педагог.

Счастье быть монахом

– Батюшка, а какое третье дело вашей жизни?

– Я бы сказал (хотя не третье, а, наверное, первое дело) – это то, что я стал монахом Троице-Сергиевой Лавры. То, что я вообще оказался монахом, для меня было полной неожиданностью, можно сказать, потрясением, и лишь боязнь ослушаться старца Кирилла, исполнение данного им послушания привели меня к этому.

Я никогда не мог подумать, что это может случиться с каждым. Помню, еще не будучи монахом, я как-то сильно полюбил литургию. Очень уставал на работе (тогда я трудился научным сотрудником в Академии наук), просто изнемогал от усталости. И мне духовник посоветовал: «А ты перед работой или после работы принимай духовный душ – заходи в храм, побудь там, постой минут 10–15». Я начал заходить. Действительно, это какой-то оазис: в душе возникает тишина, успокоенность, все приходит в порядок. Я думаю: «А что если не 15, а 20 минут посвящать богослужению?» И мне очень понравилось бывать на Херувимской, которая идет буквально 20–30 минут. А потом возникло желание – всю литургию, часочек, простоять. И почувствовал, что – действительно – нет ничего выше в мире, чем литургия. Испытывая спокойствие, умиротворение, я начал сознательно просить Бога: Господи, сделай так, чтобы у меня была необходимость быть на литургии каждый день. И Господь сделал меня вначале звонарем, алтарником в храме Иоанна Воина на Якиманке – без меня служба не начиналась, мне надо было звонить в ко- локола. И когда заканчивалась служба, не убежишь – тоже надо звонить.

А потом – допросился: был как-то в Троице-Сергиевой Лавре и тоже испытал особую благодать перед мощами Преподобного Сергия. И я как-то инстинктивно попросил: «Преподобный, сделай так, чтобы я тоже был здесь, рядом с тобой». Я даже сам не понимал, чего просил, поскольку был женатым, совершенно светским человеком, работал в Академии наук. Может быть, только в книжках читал о монашестве. Поэтому, прежде чем просить Бога, надо – я бы всем посоветовал – хорошо подумать, о чем. Потому что чего просишь, то можно и получить, и довольно быстро. Господь чувствует наши, особенно добрые, намерения, которые полезны для спасения нашей души. И может все очень быстро реализовать.

Причем я никогда не формулировал желание – чтобы Господь меня сделал монахом. Я вообще монашества как-то страшился, и у меня на эту тему было много предрассудков.

– Страшным оказалось монашество?

– А что здесь страшного-то? Это самое болыное счастье. Быть монахом – намного легче, чем жить семейной жизнью. Каждый семейный человек вынужден служить другому человеку – страстному, несовершенному. А монах служит бесстрастному Богу, ублажает Его. Видите, какая большая разница.

– Но монах себе не принадлежит.

– А вы что думаете, светские люди себе принадлежат?

– Нет, конечно.

– Человек вообще никогда не может себе принадлежать. Он может принадлежать либо высокому духовному существу и с ним соединяться, либо низкому. Конечно, монашество – это благая часть. И так, я бы сказал, намного проще жить, если правильно устроено монашество.

Конечно, это не означает, что в миру нельзя спастись, нельзя жить высокой духовной жизнью и нельзя быть святым. Можно и нужно, и каждый к этому призван. Просто монаху это удобно. Я бы сказал, что монах – это профессионал, а люди мирские – любители. Если уж такой термин использовать: есть спортсмены-профессионалы, а есть любители. И те и другие способны достигнуть высоких спортивных результатов. И даже любитель может победить профессионала. Или может случиться так, что профессионал не принесет пользы ни для кого.

Суть монашества – это все-таки возвращение к нор- мальной жизни в раю – как у Адама. Даже к ангельской жизни, которая не обременена массой ненужных, тленных вещей, занятий, обязанностей, отношений, которые точно никогда не пригодятся в вечной жизни.

Конечно, хорошо бы нам пораныпе определиться, что имеет отношение к нашему духовному совершенству, а что противно Богу, что, может быть, в мире является прекрасным, а для Бога это мерзость.

Я стараюсь хотя бы один раз в неделю побыть на братском молебне. Если получается – два раза, может, и чаще. Вчера и сегодня в 5.30 я был у раки Преподобного в Лавре, сослужил литургию, а потом еще два часа – молебен у мощей Преподобного Сергия. Поминал своих родственников, друзей, сослуживцев и послушников. Как я еще могу оказать им помощь? Попросить Сергия Радонежского, чтоб он им помог, лучше, чем я. Поскольку я плохой руководитель, а у Господа – идеальное руководство – с помощью благодати. Это особое право предстоять перед Преподобным, молиться в Лавре, поскольку Лавра – это удел Божией Матери. Серапионо- ва палата – место, где Своими ножками стояла Божия Матерь, беседовала с Преподобным Сергием.

Вообще в Лавре ничего не делается без благословения Божией Матери, Преподобного Сергия. Те, кто это понимает, живут очень хорошо. Такое соработничество в Лавре является реальностью для сотен семинаристов, монахов, преподавателей. Это же целая страна. Удивительно – в Лавре ежедневно обедают около 3 тыс. человек, не считая всяких кафе и перекусочных. Это целый город.

– 3 тыс. человек ежедневно обедают бесплатно? И монастырь до сих пор не обанкротился?

– У Преподобного всего много. Я как-то пришел к келарю Лавры и говорю: «Есть возможность помочь». А он отвечает: «А что помогать, нас Преподобный никогда не оставляет».

Успеть покаяться

– Батюшка, мы поговорили с вами о главных делах минувших 60 лет. А какие у вас планы на следующие 60 лет? Или хотя бы на 10? Что хотелось бы успеть?

– Хотелось бы успеть покаяться. Покаяние – видение своих грехов, это постоянный процесс, изменение образа жизни. Но для этого надо сначала изменить образ мысли. Как мы мыслим, так и живем. Пока мы каемся по-настоящему, мы можем привлекать Благодать Божию и сохранять ее. А когда мы перестаем каяться, лишаемся Благодати, помощи Божией, то кто у нас оказывается в помощниках, в соработниках? Падшие люди и падшие ангелы. Господь так и попускает: когда Он отходит, то юридическое право над нами получают падшие силы. Поэтому главное – это пребывать в покаянном состоянии, покаянном чувстве.

Многие достигали этого только к концу жизни. Сысой Великий, умирая, говорил: не знаю, положил ли я начало покаянию. Это не преувеличение. По-настоящему покаяние – это предстояние пред Богом, непрерывное собеседование с Ним, молитва.

Так что покаяться бы в оставшееся время. А если будет покаянное настроение, тогда и внешние дела устроятся. Бывает, все решается настолько легко, что сам никаких усилий не прилагаешь. Выступаешь как наблюдатель – только не мешай Богу!

А бывает, что по 10, по 20 лет мы ставим одну и ту же задачу. Она внешне понятна, но никак не осуществляется. Например, мы почти уже 10 лет пытаемся создать фонд духовного доброго кино. Есть фильмы, есть аналоги подобной системы, но нет личности, которая бы аккумулировала различные информационные ресурсы, занялась бы продвижением этих фильмов.

Картины должны размещаться на каком-то порта- ле, причем речь идет не только о наших фильмах. Эта фильмотека может быть пополняемой. Существуют картины, которые Церковь благословила, – смотреть их безопасно, даже полезно. Это действительно большое дело – в мутном потоке современного кино выловить хорошие фильмы. Они должны быть достоянием народа. Есть батюшки, которые специально тратят огромное количество времени, чтобы просмотреть эти ленты, найти что-то доброе. И надо донести эти материалы до родителей, до педагогов. Можно включать хорошие фильмы неболыиими фрагментами в уроки православной культуры.

К нам недавно пришла молодая девушка, которая в совершенстве знает английский, французский и немецкий языки. Спрашивает: «Какое мое применение, что я могу сделать?» Я говорю: «А можешь на этих языках выбрать хорошие, добрые фильмы? Располагающие к добру?» – «Могу». – «Ну, сделай доброе дело, потрудись». Сейчас она трудится. Многие нечаянно или специально сталкивались с таким фильмами, поэтому их надо собирать.

По нашим оценкам, в мире каждый год производится от 200 до 300 добрых фильмов, которые подпадают под требования нашего фестиваля, располагают человека к добродетелям. Они могуг не нести явной конфессио- нальной окраски, не быть религиозными. Но достаточ- но иметь фильмы, которые побуждают ребенка, моло- дого человека к добрым помыслам, добрым чувствам, добрым делам. Надо предложить некие образы – как можно в этом жестоком падшем мире жить по-доброму. Например, фильм по роману Элеанор Портер «Поли- анна» – замечательный. Маленькая девочка, которую отец научил творить добрые помыслы, видеть во всех обстоятельствах, которые кажутся катастрофическими, доброе, увлекла этим друзей, знакомых, весь город.

Так оно и есть: если появляется один праведник – вокруг него спасаются тысячи. И этим праведником может быть герой фильма.

– Отец Киприан, но ведь Светлана Владимировна Медведева поддерживает фестиваль «Лучезарный Ангел». У вас есть команда исполнителей. Что вам мешает создать этот портал?

– У нас на самом деле очень небольшая группа, которая этим занимается. И очень большая группа, которая препятствует проникновению таких фильмов и на телевидение, и в кинопрокат. Например, мы сделали фильм «Паисий Святогорец» – но ни Первый канал, ни нтв, ни другие федеральные каналы не хотят его показывать. Даже в урезанном варианте – хотя бы 44 или 52 минуты.

– Бесплатно не хотят показывать?

– Не хотят. Это не их гардеробчик. Дело не в оплате, а в идеологии. Они эту идеологию не разделяют. У них идеология – развлекаловка, отвлекаловка. Совершенно другое мировоззрение. И видимо, такие работы для них представляют опасность. Показали фильм «Остров» – сколько людей изменило свой образ жизни? Привезли Пояс Богородицы – миллионы захотели поклониться святыне. Опасно показывать правду, показывать святого.

– Но им-то что? Прибыль меньше не станет, аудитория не теряется?

– Я не могу за них мыслить. Видимо, у них другой заказ в этой жизни, другое мировоззрение. Конечно, печально, что мировоззрение народа, которое формируется в болыпой степени через телевидение, полностью отдано на откуп совершено мерзостным в нравственном отношении личностям. И они эту мерзость и проповедуют. А те, кто руководит ими, еще и хлопают в ладоши. От этого безумия проистекают все остальные.

В избирательном штабе Путина как-то решили выяснить, что больше всего волнует народ. И оказалось – не деньги, не квартиры, не работа – а телевидение. Какую-то кость в виде Общественного телевидения сейчас народу бросают, но что там будет – еще непонятно.

ИСТОЧНИК:  https://azbyka.ru/otechnik/antropologiya-i-asketika/vospitanie-dobrodetelej/#0_153