И снова наша встреча с этюдом -рассказом Оксаны Сероокой, учительницы начальных классов средней школы г. Сургут Ханты-Мансийского АО -Югра.
Кажется, совсем недавно была Неделя о Блудном сыне, а уже наступает Прощеное воскресение, которое в преддверии Великого поста научает нас прощать своих обидчиков и просить прощения у обиженных нами, очищает наши души покаянием , и учит нас этому Сам Господь, который прощал Своих врагов, прощал кающихся грешников.
Как-то я шла домой с соседкой, пожилой женщиной, приехавшей погостить к сыну и внучатам из станицы Краснодарского края. Прошлой весной был в их храме ужасный случай. На Страстной неделе шла допоздна исповедь. Вдруг в тихий, замирающий к ночи храм ворвались четверо, оттолкнули худенького батюшку, он упал и больно ушибся. Парни двинулись прямиком к Распятию. Не обращая внимания на крики женщин, нагло сломали Крест. Как ураган, налетев, оставляет после себя погром, так и они, бросив обломки Креста, спешно удалились, повергнув всех в ужас и растерянность.
Прошло несколько дней. Ранним Пасхальным утром, когда служба уже давно закончилась и в храме остались одни «мироносицы», двери отворились, и на пороге появился один из тех, для кого, кажется, нет ничего святого на свете. Женщины оставили свои вёдра и тряпки, и в немом ожидании смотрели на вошедшего. Он сделал несколько нерешительных шагов, отзывающихся по углам храма одиноким эхом, подошёл к той, из чьих уст звучал этот рассказ, и вдруг, с глазами, полными слёз и отчаяния, сказал ей взволнованно: «Мать, я замёрз!» «Я вижу, сынок, ты очень замёрз», — спокойно ответила она (удивительное женское сердце, сердце зоркое, мужественное, сердце матери!) «Помолись за меня, мать», — всхлипывая, попросил этот огромный ребёнок. И она взяла его за руку, и повела за собой, а он послушно шёл за ней, совсем как маленький. Вместе подошли к Распятию, и он плакал, плакал горько и беспомощно, как плачут дети, чающие прощения.
Через день он стоял у исповедального аналоя перед Крестом и Евангелием. И, склонив свою голову под епитрахилью худенького бледного батюшки, чувствовал сердцем, наверное, то неизреченное прощение – прощение Отца, кинувшегося в объятия к бедному, замёрзшему на ветру жизни, Своему сыну.