Продолжаем  знакомство  с  книгой   Оксаны  Серооковой,  учителя  начальных  классов  средней школы  г.  Сургут  Ханты-Мансийского  АО -Югра.

Сегодня  мы  представляем  вашему  вниманию  шестую  главу.

Глава 6. «Настоящая Мать»

Какой невыносимо скорбной для христианского сердца бывает каждый год служба Великой Пятницы. В храме настежь открыты центральные двери.  Как-то совершенно особенно выглядят эти двери сегодня. Зная каждую их царапинку и потёртость, в этот день их словно не узнаёшь. Да, они открыты, как часто бывает, но открыты как-то совсем иначе. Это вовсе не приглашение на архиерейскую службу, когда всё в храме торжественно утихает в ожидании колокольного звона, сопровождающего появление владыки… Двери храма в Великую Пятницу открыты точно так же, как в доме, где находится усопший: тихо и глубоко печально, словно сами пребывают в скорбном безмолвии. В центре храма – Плащаница. И Спаситель… Весь в цветах… О, какой странный День! Какая Жертва перед глазами! Жертва вечная, никогда не ветшающая, Жертва непостижимой Любви Сего Странного…

В этот день, когда «молчит всякая плоть», очень трудно найти место словам, «и лишь молчание понятно говорит»…

И принимаясь писать эту главу – главу о Пречистой Деве, в первую очередь, вижу перед собой не трогательный образ Благовещения и не Рождество Христово, а Голгофский холм. Ведь страдания Христа на Кресте – это страдания Сына, а значит, страдания Матери…

Для каждой матери самая жестокая боль бушует в муках её детей. Никогда не исчезают из памяти те моменты детства, когда, сидя у нашей кроватки или стоя перед иконами на коленях, мамы шептали: «Господи, помоги, исцели ребёнка моего! Если можно, сделай так, чтобы я страдала и болела, но не он!»  И, улавливая каждый стон, мамы старались понять любую нашу нужду. Заметив, что нас знобит, они потеплее нас укрывали, а если, напротив, обжигал жар, то ещё до того, как мы слабым голосом попросим пить, уже подносили чашечку с водой…

Когда я спрашиваю об этом детей, они согласно кивают в знак того, что каждому из них знакомы такие моменты. И наш разговор о Матери Божией начинается с удивительных слов, одарить которыми способно только любящее и благодарное сердце: «Когда я смотрю на Богородицу, то вспоминаю, как не слушала свою маму, как злилась на неё. Чувствую любовь Марии и ласку моей мамы. Так хочется прямо сейчас прибежать домой, обнять маму и попросить у неё прощения за всё».

Тихо звучит «AveMaria»… Дети смотрят на Владимирский образ Божией Матери, смотрят и молчат, и слушают. Слушают не только прекрасную музыку Джулио Каччини – слушают и своё сердце, которое откликается состраданием и нежностью на этот – самый материнский на свете – взгляд…

«Какие у Неё тёплые глаза!» – восклицает Карина, когда последние звуки растаяли.

Дети с необыкновенной душевной мягкостью говорят о Ней, перечисляя самые лучшие черты женщины – материнские черты:

«У Неё ласковое сердце. Она приходит к человеку в трудный час и спасает от страха и боли».

«Я очень Её люблю. Она оберегает меня, молится, ходит за мной по пятам, по следам… Она говорит мне — да что там мне! всему миру! — что Она всех нас любит».

«Она Божественная, восхитительная, единая! Когда смотрю на Неё, то понимаю: Она здесь…»

«Мне хочется увидеть Её… Даже когда я просто слышу Её имя, мне хочется плакать от радости, что Она есть».

«Когда я смотрю на Неё, кажется, что чувствую стук Её сердца».

«Она – славная!»

А один мальчонка, взяв в руки икону Царицы Небесной, так и сказал: «Настоящая Мать!»

Сколько же у Неё милости, жалости и любви, боли и заботы обо всех нас – хромых, злых, увечных, а порою – просто неумытых Её детях!

Немыслимым мукам, прошедшим сквозь Её сердце беспощадным оружием в те страшные часы, когда Она стояла у Креста Своего Сына, дети сострадают всей душой: «Когда я смотрю на Распятого Христа, я думаю о том, как же больно было Марии…», – сказал Коленька.

«Пресвятая Богородица очень смелая, если Она приняла судьбу Христа. Она добрая и всегда печальная», – говорит Вика.

«Она красивая, светлоокая, – записывает в тетрадке Камилла, а затем выводит крупными буквами: «ТЕРПЕЛА БОЛЬ СЫНА».

И как же не вспомнить песнопения Великой Пятницы, состоящие, кажется, из самих слёз, и пропитанные насквозь материнской скорбью, которая, подобно гвоздям, пронзала душу Пречистой, Своими руками снимавшей Сына с Креста: «Увы Мне, Чадо Мое… Увы Мне, Мой Свете. Не могу спящазретиТя… и лютое оружиесердце мое проходит».

Удивительно трогательную историю изложил в одной своей книге схиигумен Савва. Я читаю детям этот фрагмент:

«Страшные картины до мельчайших подробностей возобновлялись в памяти Божией Матери и теперь, после погребения Иисуса Христа, глубокой ночью. Она с особой остротой переживала и страдала от этих воспоминаний…

«А тот терновый венец!.. Зачем Я не сняла его хотя бы тогда, когда сняли Сына со Креста!.. О, как Он страдал!»

И, сидя на постели Сына Своего, Мария мучительно думала об этом, покачивая Своей усталой головой, и слёзы полились из Её глаз. Страшная Голгофа не выходила у Неё из головы. Одно за другим пробуждались воспоминания о каждом мгновении у Креста, и каждое это мгновение болезненно отражалось в измученной душе Матери. Каждое мгновение было новой Голгофой для Неё. Под тяжестью этих мыслей вздрагивало Её тело. От сильной усталости и долгой бессонницы Её глаза стали закрываться, сон незаметно овладел Ею.

Не прошло и нескольких мгновений, как Мария вдруг очнулась и с удивлением стала всматриваться… Свет луны постепенно угасал, полутени на потолке терялись одна за другой. В комнате царила глубокая тишина. Ничего не было слышно, кроме слабого треска догоравшей светильни, мерцавшей наподобие далёкой звезды.

Ей показалось, будто возле Неё зашуршал белый хитон, и словно этот хитон двинулся по направлению к противоположному углу. Встрепенувшись в немом страхе и в каком-то неясном ожидании, Мария сошла с постели и, взяв лампаду, обошла каждый угол. Не найдя ничего, Она открыла двери и заглянула всюду…

Вернувшись, Мария поставила лампаду на место и снова села на постель. Усталой душой овладел сон, в голове потупились и угасли мысли… Веки закрылись. Но не успел ещё сон укрепиться, как Марии опять показалось, что кто-то, нагнувшись над Её лицом, отчётливо дышал. Она попробовала открыть глаза, но свинцовая тяжесть лежала на них; попробовала подняться, но изнурённое тело не слушалось, и Она продолжала лежать без движения с закрытыми глазами.

Вдруг Мария почувствовала на лбу тёплый поцелуй, и Она стремительно поднялась с постели. Сердце Её усиленно билось. У самой постели стоял Тот, о Ком Она так тужила. Бледный, измученный, озарённый Небесным светом, Он спокойным и нежным взглядом смотрел в лицо Своей Матери. На голове у Него ещё лежал терновый венец, а на лице оставались следы кровавых капель. На руках и ногах виднелись глубокие раны.

– Сын Мой! – воскликнула Мария.

– Не плачь! – ответил явившийся Христос.

– Чадо Моё! Праведник Мой! Не оставляй Меня больше! – молила Матерь Божия и Своими руками обняла Его колени.

– Тебе ещё нельзя туда, куда Я ухожу, – ответил Он и, осторожно отняв Её руки от Своих колен, направился к дверям.

– Нет! Нет! О, ещё хотя немного… подожди, Сын Мой! Я хотела просить Тебя! – возопила Она, глядя на Его чело.

Он остановился.

– Разве не причиняет Тебе боль тот терновый венец? Сын Мой! Радость Моя! Позволь Матери облегчить страдания Твои! – и Она протянула обе руки, чтобы снять терновый венец.

– Не прикасайся! – сказал Явившийся, – это дар, которым земля увенчала Праведника. Я должен отнести его к Богу, Отцу Моему.

Мать упала перед Ним на колени, взглянула на Него последний раз и… Воскресшего не стало».

После чтения несколько мгновений в классе полная тишина. А потом – вновь детские реплики, слова и даже стихи…

Стоят Мать и друг.

Но Я вишу. И слёзы Мамы.

Последний вздох.

А руки – гвоздями – к Кресту…
«Чувствую, что Ей было очень тяжело без Своего Сына…»

Милые глаза я вижу на иконе,
Любовь, печаль и нежность на Её глазах.
Испытала Она невыносимое горе,
Но как Она прекрасна! Не забывай…

«Она родила Самого Святого на свете».

Иногда дети передают свои чувства в словах, которые не встретишь ни в одном словаре, ведь появились они прямо здесь, на этом уроке:

«Богородица – мудрая, вселюбимая, редкая в Своей красоте».

«Мама Бога – простая, всеслышащая, строгая. Она – хранительница всего мира».

«Богородица – всеверная».

Дети радуются: «Как правильно поступил Господь, что пришёл именно к Маме, чтобы Ей – первой – принести весть о том, что Он воскрес!»

И торжественный Пасхальный тропарь, состоящий всего-то из десяти слов, две тысячи лет утешает и радует всякое сердце, усмиряет всякие волны, уничтожает всякий страх и врачует всякую скорбь.

Несколько лет назад нам с мужем случилось побывать на могиле его мамы и младшего брата. Так сложилось, что бедный мой муж не был здесь девять лет. Он долго стоял и плакал, гладя на надгробие с родными именами. Слёзы потоками стекали по щекам и бороде. Я стояла рядом. Видя, что слёзы и печаль его всё усиливаются, я стала думать, как могу утешить эту печаль. В звенящей кладбищенской тишине, под палящими лучами солнца, я тихо стала петь: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав». Затем спела ещё раз, и ещё. Вдруг Серёжа улыбнулся сквозь слёзы, потом совсем просветлел и стал петь вместе со мной.

***

Мы говорим с детьми о том, как именуют Богородицу люди: Царицей Небесной, Надеждой ненадежных, скорбящих Радостью, христиан Упованием, Звездой незаходимой, Стеной необоримой…

И, вспоминая одно из Её чудес, рассказываю ученикам этот эпизод из жизни моей семьи.

«Кто в море не бывал, тот Богу не молился» – всю глубину этого утверждения мы прочувствовали на себе. Несколько лет назад пришлось нам путешествовать на теплоходе по водным просторам нашей Родины. Чтобы доплыть до острова Валаама, нужно было преодолеть Ладожское озеро – то самое, с которым связаны в русской истории великие дни и годы.

Днём ничто не предвещало шторма, ведь до Ладоги оставалось ещё приличное расстояние. Мерно покачивало, чайки по привычке сопровождали наш кораблик. Но тут, среди всего этого умиротворения, прозвучало предупреждение по судовому радио о «большой волне» на озере. Верилось в это с трудом среди мягких закатных лучей и ароматов трав, наполняющих воздух.

Озеро встретило нас бескрайностью своих темнеющих под вечерним небом вод. После мирных речных пейзажей, близкого берега, запаха трав и цветов совершенно неожиданно перед нашими глазами выступила суровая громада Ладоги. Тучи, казалось, выбрали место для своего ночлега прямо над нашим теплоходиком. Теперь видно, какой он на самом деле крохотный и беззащитный! Поначалу мы нисколько не придали значения объявлению о шторме. Иногда лишь ветер всё настойчивее напоминал об этом, срывая с пассажиров кепки и унося в неведомую тьму. Интересно было справляться с новой «гравитацией», стараясь ровно идти по палубе. Вскоре уже стихла и музыка, звучавшая обычно до полуночи, и матросы спешно стали задраивать люки трюма. Мы решили спуститься в каюту.

Дети, опасаясь усиливающейся качки, легли на диван, лёжа молились, и скоро спокойно уснули, не застав «кульминации действия».

Мы начинаем читать вечерние молитвы и псалмы. Стоим, держась за стол. Вскоре это становится бесполезным – стоять в полный рост невозможно, но возможно встать на колени. Наверное, перед святым островом Валаамом нужно было покрепче помолиться.

«И увидел их бедствующих в плавании» (Мк. 6,48). Вот и я будто услышала слова кроткого Христова утешения, как когда-то слышали Его ученики: «Это Я, не бойтесь» (Мк. 6,50). И вдруг мгновенно исчезли смятение и страх. Озеро всё бушевало, но в сердце было солнечно и спокойно.

А качка тем временем становится всё яростней. Наш теплоход 1957 года выпуска скрипит, как избушка на курьих ножках. Одежда на вешалках маятником раскачивается то в одну сторону, то в другую. Катится по столу тяжелый графин и через секунду разбивается вдребезги. В соседней каюте падает что-то громоздкое (как потом узнали, это был телевизор). На нашем столике с иконами стоит пустая пластиковая бутылочка из-под святой воды. К  ней приклеен бумажный образок Пресвятой Богородицы. И только утром, когда Ладога уже сверкала на солнце ослепительной гладью, мы заметили, что эта пустая и совершенно неустойчивая, невесомая бутылочка устояла в шторм. Необоримая Стена…

Что это, как не Её уверение нас в том, что Она рядом: и в шторм, и в штиль, и на твёрдом берегу, и в зыбких облаках?

…А слова из вечерних молитв с той поры мы произносим, чувствуя их гораздо глубже, чем прежде: «Иже на море управи…»

***

Наверное, если бы каждая женщина стремилась хоть единой гранью своей души отразить в себе, как в зеркале, образ Богородицы, то никогда дети бы не знали и не слышали об одной страшной вещи.

Я спросила их: «Что самое прекрасное на свете?» – «Жизнь», – был ответ. «А что самое страшное?» – Нет, не смерть назвали ребята. Ученики начальной школы самым страшным явлением в жизни назвали аборт…

…Во дворе храма Георгия Победоносца стоит памятник, у подножия которого всегда горят лампадки и лежат живые цветы, даже в стужу. Кто-то приносит к нему мягкие игрушки… Этот памятник – боль для многих женщин и мужчин. Памятник нерождённым детям.

Никогда не подняться с колен этой матери, в горьком покаянии оплакивающей своё дитя, никогда она не сможет безмятежно улыбнуться солнцу, которое видит каждый день и света которого она лишила самое родное существо…

…Когда белое полотно, перевязанное голубой и розовой ленточками, бесшумно сползло вниз и открыло памятник, всем на удивление к каменной женщине, в тяжкой скорби закрывшей руками лицо, первыми засеменили малыши. Как и застывший навеки ребёнок, протягивающий всепрощающие ручки к своей матери, эти дети, стоя у скорбной каменной фигуры, ласково гладили её, словно спеша утешить. Утешить вместе с этим прозрачным младенчиком, сквозь хрупкую фигурку которого всегда будет литься тихий свет вечернего солнца…

А вот – пример поступка простой деревенской женщины, слушая которую, так хотелось воскликнуть, вторя ребёнку: «Настоящая мать!»

Как-то я шла домой с соседкой, пожилой женщиной, приехавшей погостить к сыну и внучатам из станицы Краснодарского края. Прошлой весной был в их храме ужасный случай. На Страстной неделе шла допоздна исповедь. Вдруг в тихий, замирающий к ночи храм ворвались четверо, оттолкнули худенького батюшку, он упал и больно ушибся. Парни двинулись прямиком к Распятию. Не обращая внимания на крики женщин, нагло сломали Крест. Как ураган, налетев, оставляет после себя погром, так и они, бросив обломки Креста, спешно удалились, повергнув всех в ужас и растерянность.

Прошло несколько дней. Ранним Пасхальным утром, когда служба уже давно закончилась и в храме остались одни «мироносицы», двери открылись, и на пороге появился один из тех, для кого, кажется, нет ничего святого на свете. Женщины оставили свои вёдра и тряпки, и с немым ожиданием смотрели на вошедшего. Он сделал несколько нерешительных шагов, отдающихся по углам храма одиноким эхом, подошёл к той, из чьих уст звучал этот рассказ, и вдруг, с глазами, полными слёз и отчаяния, сказал ей взволнованно: «Мать, я замёрз». «Я вижу, сынок, ты очень замёрз», — спокойно ответила она (удивительное женское сердце, сердце зоркое, мужественное, сердце матери!). «Помолись за меня, мать», — всхлипывая, попросил этот огромный ребёнок. И она взяла его за руку, и повела за собой, а он послушно шёл за ней, совсем как маленький. Вместе подошли к Распятию, и он плакал, плакал горько и беспомощно, как плачут дети, чающие прощения.

Через день он стоял у исповедального аналоя перед Крестом и Евангелием. И, склонив свою голову под епитрахилью худенького бледного батюшки, чувствовал сердцем, наверное, то неизреченное прощение – прощение Отца, кинувшегося в объятия к бедному, замёрзшему на ветру жизни, Своему сыну.

***

«Спи, Иисусе, спи…»

В этих ласковых словах самой трогательной на свете колыбельной струится удивительный, тихий свет материнства… Как понятна и близка боль каждой матери сердцу Пресвятой Богородицы! Но и как понятна и близка сердцу русской женщины боль Матери Божией! Словно эти простые земные матери вместе с Нею, в полумраке вифлеемской пещерки, укрывали Младенчика мягкой овчинкой. Словно видели вместе с Ней и первые Его шаги, и слышали милое лепетанье первых слов. А когда стояли с Ней у подножия Креста, с ужасом взирая на Страдальца, слышали и это, вечное: «Не рыдай Мене, Мати…»

«Спи, Иисусе, спи…»

Ты качаешь Его на Пречистых руках, Ты всё знаешь, всё терпишь, украдкой плачешь, но мужественно внимаешь Слову. Ты питаешь Его, Ты чувствуешь, когда Ему холодно, когда Он хочет пить…

Там, у Креста, Ты выстоишь до конца…

Тебе не дотянуться до Его Лица, чтобы отереть любимые слёзы, Тебе не омыть Его чела, по которому струится бесценная Кровь, Тебе не поднести Ему и глотка воды, когда Ты услышишь Его последнюю просьбу: «Жажду!»

«Спи, Иисусе, спи…»

«Она, которая родила Бога… Она, которая относится к нам, как мама, даже к грешным-грешным. Она, которая вытерпела столько мук и успокоилась, когда Иисус пришёл. Мир Ей и покой».   

                                      ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!