Душа оживает и сердце смягчается рядом с добрым человеком. Такой была моя встреча с Верой Ивановной Дмитриевой, медицинской сестрой Великой Отечественной войны, а ныне православной монахиней матушкой Елизаветой.
Знакомство
Встречал я Веру Ивановну в храме Святого Иннокентия Иркутского. Сначала просто обратил внимание на улыбчивую бабушку, с которой многие раскланивались. Потом увидел ее в монашеском одеянии и узнал, что новое ее имя — матушка Елизавета. В газете «Православный вестник Приамурья» прочитал ее стихи и воспоминания о войне. В них рассказывалось об удивительных случаях спасения от неминуемой гибели.
Вскоре пришел я к матушке Елизавете со своей папкой, чтобы записать ее рассказы.
Внешне матушка Елизавета выглядит очень миниатюрной. Монашеское одеяние придает ей серьезную строгость. Глаза светло-голубые, очень живые и ясные. Она большая юмористка. Но главное, матушка оказалась редкой рассказчицей. Разменяв девятый десяток, она сохранила завидную память.
Из давнего далека
Родилась Вера Ивановна Дмитриева в Ставрополе в 1923 году. По отцовской линии она украинка из потомственных землепашцев, но ее отец, Иван Никонович Чапленко, стал медиком. Мама, Эмилия Игнатьевна, — красавица полька. Рано осталась сиротой. Сестра ее вышла замуж за русского офицера-связиста. Когда началась Первая мировая война, кайзер Вильгельм II дал двое суток, чтобы желающие могли уехать из Польши в Россию. Сестра Альбина взяла Эмилию с собой.
— Мама стала санитаркой 721-го военного госпиталя. Там она и встретила своего хохла Ивана, военного фельдшера. Родилась я в воинской части. Была маленькая, как рукавичка. Отец сунет меня за пазуху и унесет. Мать примется меня искать А я сплю в казарме на солдатской подушке. Солдаты меня нянчили…
Маленькой Вере было два годика. Жила она тогда с родителями в деревне. Мама заболела. Отец сказал дочери: «Иди, Вера, во двор. Побегай».
Побегала она, побегала, пришла домой, а там маленькая сестренка кричит.
— Откуда она взялась? — удивилась Вера.
— В капусте нашли, — доходчиво объяснил отец.
Вера пошла в огород, стала бродить среди капусты.
— Что ты там шукаешь? — спросила соседская старушка.
— Девочку.
— Дак у вас вжэ есть одна.
— Еще одну.
Но вторая сестренка нашлась только через два года. Маленькой Вере пришлось стать нянькой для младших сестренок.
С особой теплотой вспоминает матушка Елизавета свою бабушку Марфу.
— Была она большая молитвенница. Это она научила меня молиться. А как мудро приучала она меня к Евангелию. «Почитай мне, — говорила, — бо я вжэ не бачу». Не заставляла читать, а просила помочь. Стала читать. Заинтересовалась. Это такая мудрость. Времена были какие… Тогда Библию могли отобрать. Могли посадить. Поэтому ее прятали.
Был у бабушки Марфы пророческий дар.
— Будут люди богатые, но злые, — говорила она внучке, — будут девицы — бесстыжие лица. Будет еще одно избиение младенцев. Всего будет много, а ничего не купишь. Будете воду покупать.
— Как так, богатые, но злые? Разве так бывает? — удивлялась Вера и представляла себе бесстыжих девиц почему-то с ярко-красными лицами и народ с деньгами, стоящий в очереди у колодца. — Разве так бывает, бабушка?
— Мэнэ не будет, а ты побачишь.
Все побачили. Воду покупаем. В магазинах всего полно, а что на пенсию купишь? Два миллиона абортов в год. Сколько же это уничтожили детей за годы «реформ»? Целую страну. Девицы приспустили штаны, чтобы все видели выколотых на задницах драконов и летучих мышей.
Нелегкую жизнь прожила матушка Елизавета. Порой смерть подходила к ней совсем близко.
— Может, благодаря молитве я живой с фронта пришла? — говорит матушка задумчиво и добавляет:
— Спасибо бабушке Марфе.
Несколько воспоминаний
В Гражданскую войну отца матушки Елизаветы чуть не расстреляли. Приняли за белого офицера — двойника. Поставили на край ямы. «Скажи, — говорят, — последнее слово». А на Ивана Никоновича сон нашел. Стоит он и сквозь дрему грезит: «Вот… потом… приду домой… расскажу жене… а как же я ей расскажу… ведь меня не будет…»
Время словно остановилось. Но тут показались на дороге люди, раненые из госпиталя. Кто на костылях, кто едва не ползком. «Не убивайте нашего фельдшера!» — кричат. Подскочил друг детства, комиссар, стал рядом: «Стреляй рабочий класс! Я с этим „белым офицером“ вместе свиней пас!»
В другой раз спасла его Вера. Было ей тогда лет двенадцать.
Иван Никонович был талантливым медиком. Сам делал небольшие операции, пломбировал зубы, готовил лекарства. Но главное, был он редкостный диагност. С порога, едва взглянув на человека, мог поставить правильный диагноз и очень радовался, когда диагноз подтверждался.
Чужой талант — укор завистливой бездарности. Кто-то из коллег написал донос. Арестовали Ивана Никоновича и отправили в лагерь. Может, и сгинул бы он там, рассыпался, превратившись в «лагерную пыль», как многие, если бы не дочка. Села Вера за стол и принялась сочинять письмо дедушке Калинину: «Дорогой дедушка Михаил Иванович, освободи моего папу…» Сколько тогда писалось таких писем? Кто обращал на них внимание? Однако случилось чудо. Калинин сам прочитал письмо и подчеркнул все места, где его называли дорогим дедушкой. Растрогался и написал резолюцию: «Разобраться!»
Так и не пришлось Ивану Никоновичу достраивать Беломорско-Балтийский канал имени Сталина.
1941 год
Вера заканчивала Бутурлинскую школу медицинских сестер. Последний экзамен по хирургии назначили на 22 июня. Накануне девушки-медички до рассвета готовились к экзамену, читали, писали шпаргалки. Потом решили перейти к практическим занятиям. Забинтовали подруге Марии руки, ноги, голову и понесли ее в дом. Решили пошутить. Но квартирная хозяйка увидев, что в дом вперед ногами вносят забинтованного человека, сначала страшно испугалась, а потом расстроилась: «Не к добру эти ваши шутки! Не к добру…»
Девушки вышли во двор. Вдруг распахнулась дверь, и выскочил квартирант, лейтенант Вася. Растолкав их грубо, прыгнул через забор и помчался сломя голову.
Девушки опешили. «Нас Вася толкнул, — пожаловались они хозяйке. — Война началась».
Жизнь переломилась. Девушка Маша, та самая веселая хохотушка, в первом же бою была тяжело ранена. Жива ли осталась, этого матушка Елизавета не знает.
Саму ее на фронт не взяли. «Мала», — сказали и отправили работать в больницу.
Фронт сам пришел к ней.
Оккупация
Наши войска с боями отходили на восток. Немецкие самолеты бомбили станцию, город, села. Днем медики работали по специальности, ночью в поле. Вязали снопы, таскали их к молотилке. Спать было некогда.
Наступила зима с обильными снегопадами и морозами. Однажды утром увидели вдали белые фигуры, которые несли что-то на руках. Беженцы? Бабушка Варвара, 85-летняя санитарка, сказала: «Это немцы».
В больнице среди больных лежали три наших раненых разведчика, их решили выдать за местных жителей. Переодели в гражданское, на дверях нарисовали кресты — инфекция.
Врачей в больнице уже не было, все эвакуировались. Остались только медсестра Вера, молоденькая акушерка Аня и бабушка-санитарка.
Немцы появились только через неделю. Увидев черные кресты на дверях, потребовали истории болезней.
— Что это за раненые у вас? Командиры?
— Нет, колхозники. Местные жители из дальних сел. Приехали повидаться с родственниками и были ранены на станции. Их привезли к нам в больницу, потому что в районной не было мест.
Немцы поверили. Но через неделю их воинская часть ушла. В село пожаловали финны. Местный староста привел их, пьяных, в больницу поразвлечься. Деваться было некуда. Вера стала шептать молитву, только чудо могло спасти их. Ане удалось вывернуться из лап пьяного офицера и в одних тапочках убежать в деревню. Офицер повернулся к Вере. Она рванулась, заскочила в пустую комнату, где ее спрятала под кроватью бабушка Варвара.
— Лежу на полу в нетопленой комнате, вижу — открылась дверь, появились сапоги. Принес он солому и стал поджигать, чиркать спичками. Слышу, спички вспыхивают, а солома не загорается. Бабушка, слышу, повторяет: «Пан… пан…» А я лежу и молюсь: «Да воскреснет Бог и расточатся врази его…» Солому он не смог зажечь.
Через час в комнату вошла бабушка, говорит: «Вылазь, супостат ушел…» А в руках она все это время держала старинную икону Владимирской Божьей Матери. Вот кто нас спас! Начнись пожар — и мы погибли, и больные….
Потом немцы и каратели из села исчезли. Появились наши саперы.
Когда начались бои, девушек позвали помогать в госпиталь. Операционные сестры, девушки-казашки, не выдержали напряжения бессонных ночей, упали прямо у операционных столов и заснули. Вера и Аня стали на их место. А поток раненых все шел и шел… Вера устроилась вольнонаемной в военный госпиталь. Немцы подходили к Дону, и госпиталь эвакуировали под Сталинград. В товарных вагонах на двухъярусных нарах лежали раненые. В пассажирских вагонах был операционный блок, там днем и ночью шли операции во время движения поезда.
Лето 1942 года. За окнами поезда цветы и травы по пояс. Словно и нет войны. Неожиданно налетели фашистские самолеты. На верхних нарах лежал раненый, у которого были ампутированы руки и ноги. Когда санитарки вошли в вагон, чтобы его снять, то увидели, что он лежит на полу. Спрашивают: «Кто тебя снял?» — «Я сам». — «Как сам? Как это у тебя получилось?» — «Не знаю».
Осмотрели его: повязки не кровоточат. Женщина из местных говорит: «Чему вы удивляетесь? Ангел его снял». Чудо!
Вот еще один случай, о котором рассказала матушка Елизавета.
— Мы на передовой. Идет бой за станцию Синельникова. Раненых отправили. Лежу в окопчике, у меня приступ малярии, температура 40,3 градуса. Лежу и повторяю Псалом 90. Идет артобстрел. Слышен лязг приближающихся танков. Все ближе и ближе. Четыре солдата-минометчика волнуются. А у меня температура. Мне безразлично. Лежу, шепчу молитву. Слышу, шелестит снаряд. Не воет, значит, прямое попадание. Снаряд воткнулся в шаге от меня, но не разорвался. А танки все ближе и ближе. Вдруг налетели наши самолеты и разбомбили их в пух и прах! Ребята плакали от радости. А мне говорят: «Ты в сорочке родилась. Мы ведь тебя хотели убить, чтобы в плен не попасть, а потом себя. Бросали жребий, кто тебя… Ни у кого рука не поднялась… А тут соколики…»
С ангелом-хранителем лицом к лицу
Случалось матушке Елизавете встречаться со своим ангелом-хранителем лицом к лицу.
«Виноградники под Тирасполем. Ранняя весна. Чуть листочки пробиваются на кустиках. Иду по склону. Начался минометный обстрел. Страшно. Бьет шахматным порядком, стервец. Падаю под куст, молюсь. Страшно. И вдруг внутренний голос диктует: „Уйди“. Хороший такой голос. Но откуда мне знать, куда упадет мина? Вновь властный приказ: „Уйди!“ — и какая-то неведомая сила поднимает меня за шиворот. Надо подчиняться. Пошла влево, а невидимая стена не пускает. Ушла вправо, потом вверх по склону. Падаю под куст. Смотрю на то место, где только что была. И зачем ушла? Вдруг взрыв — и куст, под которым лежала, взлетел. Чудо!
А однажды после изнурительных боев остановились мы в поселке Новая Одесса. Ожидали пополнения. Был ясный день, и все время налетала вражеская авиация.
Хозяйка, у которой остановились, все предлагала мне в погреб спрятаться, где уже были ее мать, дети, соседи, солдаты. А сама с мужем ждала, когда отелится корова. Маленькая девочка, ее дочь, крутилась тут же.
Вдруг опять бомбежка. Заглянула я в погреб — там солдаты не нашей части. Один, молоденький, принялся меня дразнить. Я показала ему язык и убежала. Пришла в наш хозвзвод, заскочила в сарай под крышей от осколков спрятаться. Там три лошади. Смотрят, а в глазах белый ужас. Я от страха стала с ними разговаривать, а сама прилегла в сторонке на соломе. Лежу, читаю псалом. Лошади успокоились. Сделали могучий выдох и полегли одна за другой. Теперь я понимаю: животные все чувствуют, не говорят только…
Кончился налет. Ни один осколок рядом не упал. Пришла я к дому, где остановилась, вижу — на месте погреба яма и дымок идет.
Корова отелилась. Рядом хозяин и хозяйка стоят бледные. С ними малышка.
— Вот и вся моя семья из девяти человек, — сказала хозяйка, а сама в шоке, не плачет даже».
Два года выносила сестричка Вера раненых с передовой, смерть стояла совсем близко, сколько гибло рядом врачей, медсестер, санитарок, а она ни разу не была ранена. Словно Господь хранил матушку Елизавету. Однажды она увидела, как со стороны взрывов возникало раз за разом зримое для глаза гигантское крыло, прикрывающее ее от осколков.
— Взрыв. А я смотрю, крыло меня прикрывает. Похожее на голубиное, только большое очень и уходит куда-то вверх. Отчетливо вижу его боковым зрением, а посмотрю прямо — оно исчезает. Осколки шелестят, режут все вокруг, а у меня даже шинель не задевает.
Матушка Елизавета записывала для памяти некоторые военные эпизоды. Они были опубликованы. В бесхитростных стихах описала то, что пришлось ей пережить.
Мне запомнились слова матушки Елизаветы о том, как она жалела пленных немцев, как оплакивала их… Увидела однажды, что наши пленного немца бьют, кинулась на защиту. «Он отстреливался. Пули кончились, вот и взяли». — «Взяли, нечего бить. Ведите куда надо, там разберутся».
— А несколько лет назад я маму видела во сне. Речка такая голубая, трава зеленая. Мама спрашивает: «Тяжело вам?» — «Тяжело. А ты откуда, мама, знаешь?» — «А мы отсюда все видим».
Не сразу согласилась матушка Елизавета вспоминать свою жизнь под запись. Но потом решила: «Ладно, пиши во славу Божью. Мне это не нужно, но может, кто-то прочитает и задумается. Хотелось бы в это верить».
Под Казачьей горой
Живет матушка Елизавета, 82-летняя старушка, в Хабаровске под Казачьей горой. Не в монастыре живет, в миру. Приходят к ней люди, всех встречает она с любовью. А сама из дому почти не выходит. Нет здоровья. Здоровье на фронте осталось.
— Вы не устали? — спрашиваю я матушку Елизавету. — Может, приляжете?
— Нет, солдату лежать не положено, — смеется матушка. — А знаешь, когда на улице молодежь гуляет, песни поет, я спокойно сплю. Если тишина, просыпаюсь. Для фронтовика тишина — это котел, окружение. А саперы терпеть не могут тиканья часов… Знаешь, был у меня вещий сон, который исполнился через сорок лет. Ехали мы эшелоном на фронт, а у меня рожистое воспаление началось, температура. Сняли меня, положили в госпиталь. Как я не хотела с нашими расставаться! Все думала, как бы к ним добраться. И вдруг вижу сон. Бурная река. Нырнула я, а на том берегу меня встречает мама: «Как же ты сюда попала? Такая опасная река, а ты плавать не умеешь. Как ты не погибла?» Нырнула я снова и вижу зеленую равнину, всю в небольших озерах. У каждого озерца сидят по три-два человека. И все из нашей части. Родные!
В 1984 году на Украине была встреча фронтовиков-однополчан. Там я узнала, что весь мой полк погиб под Шарпенами. Осталось от каждого подразделения по два-три человека. Разведчик, меня узнавший, все удивлялся, что я жива осталась. Сон этот я видела в 1944 году, но запомнила навсегда.
После войны матушка Елизавета работала в военном госпитале, лечила солдатиков. Однажды военных медиков вывезли на учения в поле.
— Попросили меня написать боевой листок. Села я и написала:
Утреннее солнце всходит.
Машины все на ходу.
Снова на нас гимнастерки,
Как в сорок первом году…
Едем в автобусе. Все разговаривают. А я сижу в уголке, пишу и плачу.
Стихи матушки Елизаветы очень простые. Они не блещут совершенством формы. В них нет сложных ритмов и неожиданных рифм. В них есть другое — правда мыслей и чувств.
Осенний лист летит, летит,
И вьюжит вихрем вьюга желтая.
Шагает молодость в строю,
Идет бригада сто четвертая…
Это ее бригада. Она помнит этих навсегда молодых солдат и молится о них. Есть у матушки Елизаветы стихи-молитвы, есть стихи о России, о нашем смутном времени. Она пишет стихи-вразумления. Она просит будущих мам не убивать своих неродившихся детей…
— Однажды писала я рецепты, вдруг вбегает санитарка Мария Петровна, а сама аж трясется: «Посмотрите, что это такое!» Зашла. Гляжу, а в печке младенец. Ручками вот так водит, и пальчики сложены как для крестного знамения. Ты это напишешь? Хотела бы я, чтобы это прочитала женщина, убившая ребенка. С тех пор санитарка никогда не подходила к абортичкам. Если звали, говорила: «Душегубы! Не подойду!» А еще хотят, чтобы мы хорошо жили. Слезы нерожденных детей доходят, уже давно дошли до Бога. Как-то позвали батюшку нашего освящать больницу. Он освятил, а гинекологию отказался: «Там работают душегубы». Россию ругать не надо. Не Россия виновата. Это мы ее довели своим безбожием.
О, Родина! Ты не имеешь крова,
Тебя пожар великий разорил,
И видит Бог, сначала было слово,
Которого Господь не говорил.
Я абсолютно согласен с матушкой Елизаветой. Плохая жизнь начинается со слов лжи. Чтобы принять в себя зло, а потом, выпестовав, выпустить наружу, надо его сформулировать.
То же самое и с добром. Все мы нуждаемся в добром слове. Сказать его может только любящий человек. Мне повезло. Я встретился с таким человеком.
Источник: http://www.slovoart.ru/node/1532
Святая Русь
Святая Русь, взмахни крылами.
Святая Русь, очнись от сна.
Ты вспомни все, что было с нами
И встань, как юная весна.
Твои глаза — озера голубые.
Твои леса, луга и города
Зазеленеют снова молодые.
Святая Русь, будь вечно молода.
Святая Русь, скорей проснись
И собери своих сынов.
Ты только Богу помолись —
Освободишься от оков.
Своих заблудших дочерей
Ты от разврата отврати
И помоги им поскорей
К святому Храму путь найти.
Святая Русь — непобедима.
С тобою Бог и Мать святая.
Всегда была ты неделима,
И оставайся вновь такая.
Святую Русь всегда любил,
Ей помогал от всяких бед
Святой Архангел Михаил.
Он вдохновитель всех побед!
2000
Пресвятой Богородице
(Молитва)
Матерь Пречистая, зоренька ясная,
Светишь мне в душу средь хмурого дня.
Знаю, молитва моя не напрасная,
Знаю, заступишься ты за меня.
Матерь Пречистая, зоренька ясная,
Рано меня подымай
И на молитву к Иисусу Сладчайшему
Душу мою вдохновляй.
Божия Матерь, наша Заступница,
Руку святую мне в помощь подай.
Знаю, я грешная, злая преступница.
Святою молитвой мне душу спасай.
2003 г.
Святой Архангел Михаил
Ты Божий друг, Ему ты верный.
Тебя Господь нам подарил.
Ты наш заступник благоверный,
Святой Архангел Михаил.
Ты всем спешишь на помощь людям,
Кто обращается к тебе.
Тебе всегда молиться будем
В веселье, в горести, в беде.
Ты в ратных подвигах помощник,
В боях незаменимым был,
Заступник грешных ты всемощный,
Святой Архангел Михаил.
И в смертный час с землей разлуки
Ты поспеши на помощь нам.
Избави нас от вечной муки,
Не дай похитить нас врагам.
2003 г.
Рождеству Христову
(Детская песенка)
Холодной зимней ночью
Родился наш Христос.
Его мы любим очень
И молимся до слез.
Родился Царь Небесный,
Святой Младенец Бог
В пещере Вифлеемской,
И на соломке лег.
И я молюсь за маму,
За дедушку, за папу,
За бабушку, братишку и себя,
Молюсь за всех ребят.
Спустился Ангел Божий —
Архангел Михаил
И радостью вселенской
Людей он одарил.
Сказал: «Меня не бойтесь
И радостью делитесь.
Спаситель ваш родился.
Придите, поклонитесь!»
Январь, 2000 г.
Воскресная школа храма
Св. Александра Невского
О войне
Меня Господь провел через войну,
Хранил меня от пуль и от снарядов.
Я перед ним осознаю свою вину,
Как вспоминаю — слезы льются градом.
Мой светлый Ангел, ты всегда со мной,
Я под его крылом была хранима.
Хоть страшен был мне минометный вой,
Но все осколки пролетали мимо.
Медсестры видели погибших на полях,
Израненных, больных и обожженных,
Их выносили на своих руках,
Писали письма матерям и женам.
С молитвою была я на войне,
Поэтому, наверно, сохранилась.
И маму часто видела во сне,
Она, конечно, обо мне молилась.
Молились многие тогда на фронте,
Кто как умел, как знал, и кто как мог,
И в самую ужасную минуту,
Мы повторяли: «Да воскреснет Бог!»
Стонали раненые: «Господи, помилуй!
Сестра, спаси, сестрица, помоги…»
Снаряды падали то рядом,
то летели мимо,
А мы шептали: «Да воскреснет Бог,
и расточатся лютые враги».
2002 г.
Купола
Когда я вижу купола,
В душе вселяется надежда.
Душа спокойствием полна,
И нет волнений тех, как прежде.
И крест, и купол золотой,
И колокольный звон хрустальный,
Вселяют в душу благодать
И нет уж скуки той печальной.
Заходишь в храм святой с мольбой,
Кругом святые образа,
Дымок кадильный голубой,
Молитв-напевов голоса.
Молитва льется из души
Перед иконою святою,
И в этой храмовой тиши
Молитвой сердце успокою.
Скорее в храм святой пойдем,
Христу с любовью поклониться,
И в душах радость обретем,
Не надо только нам лениться.
2003 г.
Свидетель многих христианских чудес. Один из случаев, произошедших с ней в войну так вспоминала матушка:
«Как-то во время массированной бомбежки, я не решилась лечь на землю. Дело было весной, и мне не очень хотелось падать в грязь в чистой гимнастерке. Страшно было – жутко. Бомбы взрываются, осколки в разные стороны, грохот, шум, смерть кругом. И замечаю за собой, что страх от меня ушел. В землю, через ноги. Понимаю, страха нет. Только слышу как сердце стучит. Тук, тук, тук. И вдруг подметила, что как будто крыло белое отводит от меня летящие осколки. Думаю, чудится. Пригляделась, точно, вот оно крыло белое, явно меняет траекторию смертоносных кусочков бомбы. Я в это время как раз читала 90-й псалом. Так и закончилась для меня та бомбежка без царапины. Слава Господу Богу Иисусу Христу за его милость ко мне».
Лампада
Лампада горела, мне душу согрела.
Лампада горела всю ночь.
Я спать не хотела, душою скорбела
И Бога молила мне грешной помочь.
И слезы глотала, молитвы читала.
Невидимый Ангел стоял надо мной.
Ему я всю душу свою открывала,
Усердно молилась, Его призывала:
«Мой Ангел-хранитель,
будь вечно со мной!
Молись за меня, мой заступник святой.
Ко Господу Богу с прошеньем.
Помилует Бог по молитве твоей,
Простит он мне все согрешенья…»
2000 г.
Военный жених…
— Я его во сне не один раз видела. Какой он красивый, как я его люблю! — прижимает руки к груди монахиня.
К монашеству, как оказалось, собеседница шла всю свою жизнь. А строгое одеяние надела на себя лишь восемь лет назад — по совету епископа Хабаровского и Приамурского Марка. В апреле 2000 года Вера Ивановна была пострижена в малуюсхиму с именем Елисаветы, в честь преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны.
— И откуда он узнал, что мне нужно монашество? Стала я книжки священные читать, и так мне обидно стало: если б я раньше всё это знала: взяла бы вещмешок и прямиком с фронта ушла в монастырь!
Только Вера Ивановна вступила в монашество, приснился ей сон.
— Вижу: какие-то бабки говорят, что жениха мне нашли. Я им — с ума что ли сошли?! Я старая, да ещё и монашкой стала. И вот вижу: лесочек, а возле него такой красивый военный! Подумала ещё: ну какая счастливая мать — такое чудо родила? Наверное, его Иваном зовут. Прошла мимо, но тут мне опять видится лесок. Парень этот стоит, и опять бабки… Я говорю молодому человеку: «Не бойтесь. Бабки с ума посходили. Я монашество приняла — нельзя мне замуж». А он так светло заулыбался и поклонился мне. Я осмелела и спросила: «Вас Иваном зовут?» «Нет, — говорит, — Михаилом».
Позже мне отец Сергий сказал, что это был Архангел Михаил.
И тут матушка Елизавета вспомнила, что «парня» этого она и раньше в своих снах видела. А наяву, особенно на фронте, он её много раз от смерти спасал.
Небесные крылья
Дочь сельского врача и польки-медсестры с красивым именем Эмилия тоже выбрала профессию медицинской сестры. На годы войны домом Веры стал 226-й гвардейский стрелковый полк 8-й гвардейской армии под командованием маршала Рокоссовского.
— Самый первый незабываемый момент, связанный с чудом, случился со мной на Украине, когда я после госпиталя попала к танкистам.
Вера отмывала от грязи свой солдатский сапог, когда началась бомбёжка.
— Упасть не могу — кругом грязь. И тут над моей головой появились крылья, от которых с глухим звуком отлетали осколки снарядов. Я подняла голову — крылья гигантских размеров песочного цвета. Сначала испугалась — что это? Но сразу успокоилась — жива ведь! Бомбёжка прекратилась, и крылья исчезли. Я поняла позже, что это была Божья защита в лице заступника военных — Архангела Михаила.
Небесное покровительство матушка Елизавета (крещёная в младенчестве) объясняет тем, что на войне она ежеминутно молилась — ещё в детстве её научила этому бабушка Марфа Матвеевна.
— Там все молились. Кто как мог. Подозреваю, что и политруки тоже, только тайком от солдат, — усмехается монахиня и приводит другой пример чудесного спасения.
— 1943 год. 3-й Украинский фронт. За станцией Синельниково — кукурузное поле. Наши разбомбили целую танковую часть, но тут опять танки. Я лежу в окопчике с приступом малярии. Температура за 40. Со мной рядом трое пехотинцев. Я рукой пошевелить не могу, а молитвы шепчу. И домолилась — в небе появились наши самолёты. Ребята, услышав гул родных моторов, то целовали землю, то прыгали от радости. А потом признались: чтобы я не досталась немцам живой, хотели меня убить — и жребий кидали. Но ни у кого из них не поднялась на меня рука. И на себя руки не наложили — не захотели меня одну оставлять.
Голос с небес
Все, кто на фронте находились рядом с Верой, понимали, что девушка она хоть и невысокая росточком, но какая-то необыкновенная.
«Немка ты что ли? Вон как похожа. Все пленные фрицы смотрят на тебя как на свою», — говорили солдаты. И при этом опекали, как умели — тяжелораненых с поля боя выносить не разрешали, делали это сами. Но больше удивлялись тому, когда над головой Веры проносились снаряды и уходили в землю в нескольких сантиметрах от неё.
Если бы не молитвы Верины да не чудеса, убить девушку, по её подсчётам, могли столько раз на войне, что и пальцев на руках не хватит.
— Ранняя весна на Украине. Я иду через виноградное поле, прилегла под куст отдохнуть…
И тут Вера услышала властный голос: «Уйди!»
— Думаю, куда я уйду? Если начнётся бомбёжка, куда упадёт снаряд, не знаю. Никого рядом нет. Но ослушаться не посмела, поднялась. И начался миномётный обстрел: мины ложатся шахматным порядком… Куст, под которым я лежала, подняло в воздух с огромным комом земли… Столько страшного и необъяснимого было на войне! И не только со мной. Однажды парень один с чудным именем Филофей нам с бойцами рассказывал, как захороненный им немец явился ему как живой и, поманив пальцем, вывел из
землянки, от которой через мгновение ничего не осталось.
Несостоявшаяся любовь
— Моя любовь на фронте погибла, — вздыхает матушка Елизавета.
…Вера ушла на войну нецелованной. Любовь явилась к ней возле украинской хатки, в образе белокурого разведчика Николая Отрощенко. Только увидев Веру, разведчик пошёл за ясноглазой девушкой, как бычок на верёвочке. В этот же день сказал: «Жив буду, хоть из-под земли достану. А буду помирать, так с твоим именем!» Веру эти слова поразили. А через несколько дней её позвали к командиру разведки.
— Вот ты какая, Верочка, — оглядел её с ног до головы капитан.
«Я стою — ничего не понимаю, думаю: в разведку, что ли, возьмут?» — вновь с волнением переживает события 64-летней давности 84-летняя монахиня.
Но узнала, что Николай погиб, как и обещал — с её именем на последнем вздохе.
Бабушка, что была в хате и слышала слова командира, запричитала: «Одинокой будет. Разведчик её судьбу в могилу с собой унёс».
Вера ей не поверила. В 1946-м вышла замуж, но, как оказалось, всего на полгода. Узнав, что у жены никогда не будет детей, муж Григорий предложил ей развестись. Больше девушка замуж не выходила. Сбылось бабкино пророчество.
А чудеса в её жизни продолжались. Ещё будучи на фронте, Вера увидела сон.
— Вижу одно озерцо, другое. И возле каждого по три солдата из нашего полка. Почему такое приснилось, так и не поняла. Только через 40 лет, в 1984 году, встретившись с ветеранами войны на Украине под Никополем, Вера Ивановна Дмитриева узнала, что весь её полк погиб, только шесть человек осталось в живых. Да вот ещё Вера, которая в конце войны с очередным приступом малярии попала в госпиталь и отстала от своих.
Особый монастырь
Приняв монашество, матушка Елизавета неожиданно для себя стала писать стихи.
«Шар земной такой чудесной выточки.
А висит на чём — не знаю.
Может он висит на
ниточке меж несчастием и раем?
Между слабостью и силою, и висеть до срока надо.
Полюбите эту милую Землю, пахнущую садом». В Свято-Петропавловском женском монастыре, что неподалёку от Хабаровска, матушка Елизавета прожила всего лишь неделю. Больше не смогла — по здоровью.
«И в монастыре можно умереть, а вылечиться дома», — сказал ей благословлявший её на домашнее проживание священник. Монахиня, которая всю жизнь проработала медсестрой в больнице, это понимает.
В её квартире много разных икон, но самая любимая, старушка этого не скрывает, с изображением Архангела Михаила.
— Я замуж вышла только потому, что искала сильного плеча. А оказалось, и опорой, и поддержкой всей моей жизни стал этот святой. Чудно.
Матушка Елизавета прижимает к груди икону любимого святого и улыбается. Несмотря на солидный возраст, в этот момент она очень похожа на девочку. Девочку, которую послушался сам дедушка Михаил Иванович Калинин, которому Верочка, чтобы освободить своего отца из лагеря, написала в детстве письмо. Прочитав его, «всесоюзный староста» прослезился и освободил Верочкина отца. Узнав о том, что его спасла дочка, Иван Николаевич сначала даже не поверил. Между тем достраивать Беломорско-Балтийский канал имени Сталина, который строили ссыльные, ему так и не пришлось.
…В конце нашей давней встречи матушка Елизавета подарила мне свою фотографию, написав на обороте «На молитвенную память…». А совсем недавно с протоиереем Сергием Мещеряковым, настоятелем храма святого Георгия Победоносца, мы вместе вспоминали монахиню.
— Она была отзывчивой до необыкновенности, — говорит отец Сергий, в своё время благословивший её поведать людям о небесном заступничестве, которое она испытала на войне. — Остро воспринимала любую чужую боль, пропускала через себя. И такой была всегда: не только медсестрой, но и молитвенницей.
Вера Ивановна — одна из первых монахинь Хабаровской епархии. Особым днём в её жизни был День Победы, который она неизменно отмечала тем, что молилась за тех, кто пал за Родину.
СПРАВКА
В. И. Дмитриева родилась 14 августа 1923 года в селе Константиновка Петровского района Ставропольского края. Окончила семь классов, в 1939 году поступила в школу медицинских
сестер в г. Бутурлиновка Воронежской области, которую окончила в 1941 году. С июля 1941-го по январь 1942 года работала в больнице села Гранки Тульской области, в период оккупации укрывала раненых солдат от фашистов. С мая 1942 года трудилась вольнонаёмной медсестрой в госпитале. С 1943 по 1945 год была в рядах действующей армии. Вынесла множество раненых бойцов с поля боя. Как участник Великой Отечественной войны награждена орденом Отечественной войны II степени, медалями «За победу над Германией», «За боевые заслуги» и другими.
С 1945 по 1991 год работала медсестрой в различных учреждениях, большую часть из этих лет — в 301-м окружном военном госпитале в г. Хабаровске. Является одним из инициаторов создания часовни и храма преподобного Серафима Саровского в г. Хабаровске.
ИСТОЧНИК: https://www.fessl.ru/docs-downloads/bookpdf/2020/vestnik-2-87/142-147.pdf
Потерянный рай
Господи, возврати нам потерянный рай
И щедротами нас изобилуй.
Лучше здесь за грехи покарай,
Только в Вечности, Боже, помилуй.
Безвозвратно потеряно время,
Его больше уже не догнать.
И тяжелое на сердце бремя.
Помоги его, Господи, снять.
Ороси мое сердце слезами,
Покаянием душу спаси.
Знаю, смерть моя не за горами.
Ты очисти меня и прости.
2003 г.
«Словесница Искусств», № 16, 2006 г.