В 1994 году мы с моей подругой и соавтором И. Я. Медведевой впервые увидели «настоящую заграницу», под которой тогда подразумевались европейские страны или Америка. Очень многое было для нас в новинку и потому прочно врезалось в память. Один из таких эпизодов был связан с приготовлением супа. Причём? не из-за того, что суп был какой-то необыкновенный. Скорее — наоборот.

Нас поселили в очень красивом, престижном районе Гамбурга, в доме, хозяева которого уехали отдыхать на море. Принимал нас их сын-студент, который, как и полагается юноше этого возраста, не утруждал себя приготовлением разносолов. И мы, естественно, взялись за дело сами: сходили на рынок, купили шампиньонов, которые у нас в то время ещё считались изысканным лакомством, поскольку не продавались на каждом углу, и приготовили грибной суп. Николас с удовольствием разделил с нами трапезу и сказал, что суп very nice и что он, Николас, is impressed¹. Мы, разумеется, восприняли его слова как дежурный комплимент, тем более что суп был самый обычный, но оказалось, что парень хвалил всерьёз. Как разнеслось по округе известие о нашем «выдающемся» супе, я не помню. Но вскоре к нам пожаловала целая делегация: проживавшая неподалёку тётка Николаса и пара её подруг. Мы совершенно растерялись, ведь люди они были, мягко говоря, не бедные, и заподозрить, что их пригнал к нам голод, было никак нельзя. А кулинарными изысками, повторяю, наша стряпня не отличалась. Но это мы так думали. Немки же рассуждали иначе. За столом быстро выяснилось, что для них домашний, не ресторанный суп — это немыслимая экзотика. Одна дама даже принесла с собой маленький судочек и попросила разрешения отлить немного супа для мужа, чтобы побаловать его, когда он вернётся с работы.

А другая задумчиво проронила, глядя на опустевшую кастрюлю: «Как будто в детство вернулась!…» И, поймав недоуменный взгляд юного студента, пояснила: «Наши матери в послевоенные годы тоже умели варить супы. Тогда ведь не было микроволновок и готовых обедов, которые достаточно только разогреть. А питаться, как сейчас, в ресторанах было разорительно».

Но, несмотря на ностальгические воспоминания и наши уверения, что приготовить суп из шампиньонов не составляет труда, ни одна фрау не попросила у нас рецепт.

В те годы нам это показалось курьёзом, ведь у нас всё ещё шло по старинке, и не то что супом, а и домашними тортами никого было не удивить. Многие люди вообще в основном кормились с огорода, летом запасали на зиму грибы, закатывали банки с огурцами, варили варенье. Короче, натуральное хозяйство процветало вовсю.

Но когда уровень жизни вырос, ситуация стала меняться. Конечно, постоянная кормёжка в ресторанах — это ещё не массовое явление (хотя в Москве среди успешной молодёжи и такое встречается). Однако число молодых женщин, не умеющих готовить и не собирающихся этому учиться, растёт на глазах. Меняется и отношение к данному вопросу.

Плоха та хозяйка, что блинов растворить не умеет

Раньше своей неумелости стеснялись. Ещё раньше, когда общество было более патриархальным, такую неумеху никто бы и замуж не взял. Недаром и в русском фольклоре, и в сказках других народов мира распространён сюжет про падчерицу, вознаграждённую за смирение и трудолюбие («Золушка», «Морозко», «Двенадцать месяцев», «Бабушка Метелица»), и про белоручку, мачехину дочку, которая была жестоко наказана за свою лень и спесивость.

В реальной жизни было примерно так же. У казаков девочка считалась «выданкой» (невестой на выданье) только после того, как она изготовит своими руками не менее 200 (!) предметов приданого и созреет физиологически. Приданое начинали готовить с 4—5 лет: сперва понарошку, для куклы, а затем и всерьёз. В Орловской губернии десятилетних девочек учили прясть на самопрялке, двенадцатилетних — вышивать, тринадцатилетних — шить рубахи и вымачивать холсты. На семнадцатом году девушки уже должны были самостоятельно устанавливать ткацкий стан, уметь доить корову. В этом возрасте они выезжали на сенокос грести сено, жали и вязали в снопы рожь, хотя полными работницами считались лишь с 18 лет. Хорошая невеста должна была уметь испечь хлеб и, разумеется, стряпать. В Пермской губернии детей приучали к труду с более раннего возраста. Девочек сажали за прялку с 6 лет, поручали пасти цыплят. С 10 лет разрешали взяться за иголку и серп, «водиться с зыбочными малютками» и домовничать во время страды².

Над теми, кто вовремя не овладел положенным мастерством, насмехались. Девочек называли непряхами, ниткахами. Это считалось обидным. На посиделках часто обыгрывалась тема умения девушки-невесты справиться с различными домашними делами.

Дворяне тоже готовили дочерей к успешному выполнению роли жены и матери. Умения прясть и ткать от них (во всяком случае, в последние века существования монархии в России) не требовали, но шили и вышивали практически все. Повышенное внимание уделялось умению вести хозяйство, распоряжаться денежными средствами.

«Знание хозяйства и наблюдение в оном порядка — необходимое условие семейной жизни, — учила свою дочь княгиня Е. Н. Мещерская. — Что можешь сделать нынче, не откладывай до завтра — этим много сбережёшь времени, которое для нас дорого и в котором оказывается постоянный недостаток. От женщины много зависит порядок и тишина в доме. Муж хозяйки бережливой и распорядительной имеет возможность заниматься делами более важными, чем домашние, ибо знает, что, возвращаясь домой, найдёт всё приготовленным, что его нежная жена не пустая и расточительная женщина, что она помнит свои обязанности, вовремя всё припасает, всё держит в порядке, всему ведёт счёт, чрез что оба, собирая общими трудами, живут в приятном довольстве и, избегая пустой роскоши и великолепия, вполне располагают необходимыми средствами для воспитания своих детей, на свое и домашних своих приличное содержание и на удовольствие, ни с каким другим не сравнимое, помогать ближнему в его нуждах». И добавляла: « Правда, что ты очень занята уроками, однако ж советую тебе в свободные минуты обращать внимание на хозяйственные занятия и о том, что будет тебе в них казаться непонятным, расспрашивать меня. Я всегда готова, насколько хватает у меня знания и опытности, давать тебе нужные пояснения»³.

С. Т. Аксаков вспоминает, как его мать собственноручно приготовляла миндальное пирожное (повар Макей «весьма плохо» разумел свое дело и на такие подвиги не был способен), а затем красиво раскладывала его на большом блюде, изумляя гостей своими кулинарными способностями. Княгиня Наталья Долгорукова, попавшая вместе с любимым мужем в опалу и отправленная в Берёзов, где им отвели для жилья острожный сарай, в котором не было даже полов, мыла посуду, стирала белье, готовила еду, как простая крестьянка, ухаживала за быстро угасавшими свёкром и свекровью. Можно привести ещё множество примеров того, как у женщин из высшего сословия с детства воспитывалось трудолюбие, что впоследствии позволяло им сравнительно легко переносить превратности судьбы, от которых, увы, не застрахован никто.

А недавно мне попалась на глаза книга «Девочки, книга для вас!», которую мы в детстве зачитывали до дыр, потому что полезные советы по домоводству там удачно сочетались с забавными и поучительными историями про девочек нашего возраста — Таню и Капу. Одна, как и полагается в классической педагогике, являла собой положительный пример, была умелой и работящей, а другая — бестолковой, но всё равно очень милой. И в конце, естественно, исправилась. Перелистала я эту книжку и изумилась: сколько всего мы уже должны были уметь в свои 8—10 лет! И большинство действительно умело. Если не в 8, то хотя бы в 12. Особенно в провинции, где дети обычно менее избалованы и лучше подготовлены к жизни. Недавно книгу С. Могилевской переиздали. Я думаю, не только для детей, но и для многих молодых родителей это будет весьма поучительное чтение как в плане приобретения полезных хозяйственных сведений, так и для того, чтобы осознать серьезность произошедших за последние годы перемен.

Зачем напрягаться?

А перемены действительно кардинальные, ведь сейчас нередко встречаешь молодых женщин, которые нисколько не стесняются своей бесхозяйственности. Больше того, они ею гордятся! Дескать, мы выше всей этой бытовой чепухи. Зачем напрягаться, тратить время и силы, когда можно купить красиво оформленный торт, блинчики на любой вкус, изысканные разносолы? Плати только деньги, и тебе всё сделают. Даже на дом доставят! И шить-вязать теперь не нужно: в продаже полно вещей любых фасонов и расцветок. Хоть завались! И опять-таки, если хочешь, тебе всё принесут на блюдечке с голубой каёмочкой. Интернет-магазины плодятся, как грибы после дождя. И вроде бы всё логично. Сейчас действительно проще купить, чем сшить, связать, испечь и т. п.

Но давайте посмотрим на такой образ жизни глазами ребёнка. Наши городские дети, составляющие большинство от общего числа детей России, поскольку деревня вымирает, и так имеют довольно обеднённые и искажённые представления об окружающей действительности. Многие и вправду думают, что булки растут на деревьях, и не догадываются, из чего делают манку и пшено, откуда в магазинах берутся макароны и творог. В чем заключается папина работа, — для большинства современных детей тайна, покрытая мраком. Но в отличие от настоящей тайны, которая манит и которую хочется разгадать, эта не представляет интереса, поскольку самому папе — и тем более маме — его работа часто не интересна. «Производственная тема» обсуждается дома преимущественно в финансовом аспекте.

Но всё-таки ребёнок знает, что папина работа — это нечто важное. Если отец её потеряет, им не на что будет жить. Это придаёт папе веса, хотя отношение всё равно вырабатывается потребительское, поскольку акцент делается на деньгах, а деньги нужны, чтобы потреблять товары и блага, которые можно на них купить. Кроме того, образ отца сам по себе весомый, внушительный: папа сильный, высокий, у него громкий, солидный голос, большие ноги, широкие плечи, увесистые кулаки. Мама же и по своей семейной роли, и по психофизиологическим особенностям не такая «важная», более близкая, уютная, домашняя. В чем есть свои плюсы и минусы. Плюс — это особо тесная, нерасторжимая и удивительная детско-материнская связь, сохраняющаяся на духовном уровне даже когда мамы уже нет в живых. Минус — гораздо более частое нарушение иерархии, а значит, опасность формирования хамского отношения к той, которая должна, наоборот, вызывать у ребёнка нежные, благоговейные чувства. При нарушении иерархии маму можно не слушаться, но она почему-то обязана выполнять все сервисные функции. То есть, это даже не подружка, как хочется думать некоторым инфантильным женщинам, а «девка чернавка», рабыня, стоящая на низшей ступени иерархической лестницы.

Особенно велик соблазн такого отношения к матери, когда она сидит дома с ребёнком. Конечно, очень многое тут зависит от характера мамы: позволит она так с собой обращаться или нет. Но далеко не последнюю роль играет и — употребим модный нынче термин — мамина «компетентность». Слишком сильно укоренился за прошедший век стереотип, что домохозяйка — бездельница, поскольку она «не работает», то есть, не ходит на службу в какое-либо учреждение, на завод и т. п. И если мать ещё и с хозяйственными функциями справляется кое-как, уважения окружающих ей это, мягко говоря, не добавит. Муж, свекровь, а то и родная мать (бабушка ребёнка), другие родственники — кто-нибудь да начнёт рано или поздно выказывать недовольство таким положением вещей. И от ребёнка это не укроется. Безусловно, «мамы всякие нужны, мамы всякие важны», и ребёнок, как показывает опыт детских домов, любит даже самую никудышнюю мамашу. Но человеку хочется гордиться своими предками, а не стыдиться их, и это совершенно естественно. Такое желание заложено в человеке Богом, поскольку Бог дал нам заповедь о почитании отца и матери.

Барыня-сударыня

Следует учитывать и вот какое обстоятельство. Современная культура транслирует широким массам взгляды и привычки, распространённые в богемной среде. И массы охотно это перенимают. Бесхозяйственность — одна из таких характерных черт (хотя, конечно, речь идёт о некоем образе богемы; в действительности многие её представители обладают прекрасной хозяйственной сметкой, что ярко проявилось в перестройку, когда они получили возможность затеять свой бизнес). Но богема-то, пусть бесхозяйственная и безалаберная, всё-таки не бездельничает. Она творит. Творчество, разумеется, далеко не всегда бывает гениальным, но речь сейчас не об этом, а о том, что, перенимая богемные привычки в отрыве от творческих занятий, современные женщины становятся заурядными бездельницами, за душой у которых нет вообще ничего. Они абсолютно несостоятельны, хотя могут мнить себя важными персонами. Вся их компетентность сводится к умению потреблять сделанное чужими руками и оплаченное чужим трудом. Такие женщины плохо управляются даже с одним ребёнком, очень от него устают, требуют помощи. И чем больше им облегчают жизнь, тем более расслабленными и, соответственно, беспомощными и депрессивными они становятся. Они редко бывают довольны, состоят из сплошных претензий, своенравны, капризны, требуют повышенного внимания. Одним словом, цацы. Я просто диву даюсь: откуда вдруг взялось столько таких «барынь»? Не надо думать, что это экзотические случаи. Вовсе нет! За годы нашей работы с детьми мы их перевидали достаточно много. Причём, нередко они происходят из самых обычных, небогатых трудовых семей и вовсе не привыкли с младенчества к безделью и «пошлой роскоши». Конечно, родители их в той или иной мере избаловали — вышеописанное поведение не возникает на пустом месте. Но скромные условия жизни всё же заставляли держаться в рамках, хотя бы зарабатывать себе на наряды. Когда же появился муж и можно было уже не работать, из глубин подсознания неожиданно выплыл образ этакой барыни-сударыни. И, соединившись с картинками гламурной рекламы, оказался таким притягательным, что вжиться в роль не составило труда.

Мамины установки, естественно, влияют и на детей. Кажется, ребятам только птичьего молока не хватает, а они часто томятся скукой, не могут себя занять, их интересы примитивны и неустойчивы, познавательная активность слабая.

Что ж, дети подражают взрослым, и если самый близкий человек — мать — фактически ничего не делает своими руками, а стремится приобрести готовое, то она, сама того часто не желая, настраивает на это и ребёнка. А затем негодует, что он отлынивает от занятий, бросает то, что с ходу не удалось, недоделанным и стремится к лёгким способам получения удовольствия: играм на компьютере или сотовом телефоне, телевизору и т. п.

Мама сетует на неаккуратность ребёнка, на то, что он не ценит игрушки и вещи, никак не приучится соблюдать распорядок дня. Но идеальный потребитель как раз таков! Если он будет ценить вещи и обращаться с ними аккуратно, то они прослужат дольше. Соответственно, дольше не придётся покупать новые. Организованность тоже потребителю не нужна. Наоборот, рассеянное внимание, а ещё лучше-то, что специалисты называют «полевым поведением», повышают уровень продаж. Пошёл в магазин за одним, а увидел полные полки товаров, глаза разбежались — и сам не помнишь, как набил тележку доверху всякой всячиной.

Амбиции детей, ориентированных на потребительский образ жизни, непомерно велики, реализовать их они не в состоянии, поскольку овладеть знаниями и умениями не стремятся. Они, подобно мамам, своевольны, капризны и несамостоятельны. И, что, быть может, самое печальное, в их поведении выражены признаки депривации, как у сирот. То есть, мама дома, а ребёнок чувствует себя сиротой!

И дело не обязательно в том, что такую мать ребёнок раздражает. Кого-то раздражает, а кого-то и нет (при условии, что ей не приходится за ним ухаживать, чему-то учить и т. п.). Но любовь, которой не хватает детям (от чего и возникает депривационное поведение), во многом выражается именно в непосредственной заботе. А как её осуществить, не прикладывая рук?

Значит, как ни прельстителен «потребительский рай», в котором можно, не напрягаясь, питаться, чуть-чуть разогрев содержимое баночек и коробочек с яркими надписями, ради детей имеет смысл хотя бы частично этими удобствами пожертвовать. И для поднятия маминого престижа, и для формирования созидательных, творческих установок у ребёнка очень важно, чтобы по хозяйству многое было сделано мамиными, а не чьими-то ещё руками. Недаром во множестве песен, сказок, повестей, романов и мемуаров неотъемлемой частью материнского образа являются именно мамины руки. Нежные, ласковые, тёплые и непременно умелые и проворные. Иначе и быть не может. Разве безрукая цаца справилась бы с ролью домоправительницы, хранительницы домашнего очага? 

Образ мамы и образ дома

Как всегда бывает, когда речь идёт о целостном образе, один его элемент подразумевает наличие других, которые логически с ним связаны. Если женщина хозяйственная, то она будет и запасливой, и экономной, но не скупой, потому что скупость мешает нормальному ведению хозяйства (классический пример — гоголевский Плюшкин, моривший голодом близких и сам питавшийся заплесневелыми корками). Она умеет распределять время, помнит, где у нее что лежит, у нее порядок в делах и мыслях. Хорошая хозяйка может из ничего сделать нечто, она не будет бегать по городу за недостающими ингредиентами, а приготовит вкусное блюдо из того, что есть под рукой. Она не растеряется и не впадёт в уныние из-за нехватки денег. Ёе дети будут всегда нормально одеты, поскольку их мать в состоянии сшить красивую вещь даже из остатков ткани, умело скомбинировав лоскуты, или связать свитер, который выглядит лучше покупного, хотя на самом деле рисунок на нем появился вынужденно, потому что пряжи одного цвета не хватило и пришлось добавлять другую, распустив для этого кофточку, из которой дочурка уже выросла.

Её не смутит необходимость самой поклеить обои, когда нет средств для приглашения мастеров; она не упадёт в обморок от предложения самой подкрасить или подлакировать старую мебель, раз нельзя позволить себе новую. Даже если для нее это в новинку, хорошая хозяйка быстро приобретёт нужные навыки, и будет казаться, что она чуть ли не родилась с кистью в руках. Моя родственница, художественно одарённая, но всю жизнь проработавшая совсем в другой области, не имеющей ничего общего с искусством, обставила свою дачу именно таким образом. Обложилась журналами и книгами, выяснила, как делать то, как это, и теперь соседи ходят к ней на экскурсию. А один любитель антиквариата долго ей доказывал, что шкафчик с рисунком (который она нанесла сама) уж точно старинный, ведь он видел похожий в музее.

Такая мастерица неприхотлива, трудолюбива, самостоятельна. Иными словами, она гораздо больше приспособлена к жизни, нежели те, кто постоянно выглядывают из чужих рук. И если мы хотим, чтобы наши дети переняли эти хорошие качества, то и сами должны их в себе развивать.

Кроме того, мамины руки, вернее, творения этих рук придают индивидуальность дому, где живёт семья. В эпоху стандартизации, тотального усреднения и обезличивания, которое происходит под разговоры о «поиске себя, раскрытии своего «я» и т. п., это важно как никогда. Миллионы людей живут в одинаковых квартирах (эта тема обыгрывалась ещё в 70-е годы XX века в столь полюбившемся нашим зрителям фильме «Ирония судьбы, или С лёгким паром!»), ездят на одинаковых машинах, выполняют стандартизированные рабочие операции. Со многими из этих тенденций мы побороться не можем. Так зачем же отказываться в такой обстановке от возможности хоть как-то индивидуализировать свое жилище и свой быт? Тем более что сделать это совсем не трудно.

Общеизвестно, что по одному и тому же рецепту разные хозяйки всё равно приготовят по-разному. И ручная вышивка недаром ценится выше машинной, хотя машинная нередко бывает более безупречной. Но ручная зато — эксклюзив, двух одинаковых вышивок при всём желании не получится.

Сейчас, когда в продаже так много всего, люди уже не хранят, как недавно, вещи, из которых выросли их малыши, «для будущих детей и внуков» и легко расстаются даже с очень хорошей одеждой, если она почему-либо им не подходит, а нуждающимся пригодится. Но с вещами, которые мы сшили детям своими руками, расставаться не хочется. Особенно с первыми, потому что с ними связано столько трепетных воспоминаний, столько было вложено в них души. И с предметами, которые когда-то сделали ушедшие от нас близкие, расстаться тяжелее, чем с куда более красивыми и совершенными фабричными изделиями. Ведь эти предметы несут на себе отпечаток их личности, хранят память о них. Рука не поднимается их выбросить, хотя они уже почти истлели. Ты как будто выбросишь частичку любимого существа. Почему нам так милы старинные усадьбы, старые дома и квартиры? Да все потому же: они пусть и обставлены по тогдашней моде (то есть совсем уйти от неких шаблонов не удавалось и раньше), но всё равно неповторимо индивидуальны, ибо туда вложено много ручного труда.

Образ родного дома, тесно связанный с образами отца и матери, очень важен для человека. Неслучайно в старости именно эти, такие далёкие и безвозвратно утраченные времена вдруг оживают в воспоминаниях, порой даже загораживая собой всё остальное. Эти воспоминания могут греть, а могут терзать. Конечно, тут важнее всего психологический климат, ведь обстановка может быть скудной, но если в доме царила любовь, то он всё равно будет казаться райским уголком. Но ведь психологический климат не возникает сам по себе. Он зависит от отношения людей друг к другу. А отношение проявляется в заботе, в том, что люди для своей семьи делают. Дом, в котором поселились равнодушие, отчуждение, злоба, не может быть по-настоящему уютным. Когда мы на кого-то сердимся, нам смотреть на него не хочется. Тем более как-то его ублажать. Если и приходится что-то для человека делать, то через силу, превозмогая обиду и раздражение. И наоборот, от избытка добрых чувств нам хочется выказать свое расположение к окружающим, и тогда мы дарим им подарки, угощаем, помогаем в делах, с удовольствием проводим время вместе.

«Главным центром жизни любого человека должен быть его дом, — писала в своих дневниках святая императрица Александра Феодоровна. — В доме, где растут дети, все их окружение и всё, что происходит, влияет на них, и даже самая маленькая деталь может оказать прекрасное или вредное воздействие… Каждый дом похож на своих создателей. Утончённая натура делает и дом утончённым, грубый человек и дом сделает грубым… Можно понять, какова женщина, по дому, который она создаёт»⁴.

Сейчас у миллионов детей с самого раннего возраста значительная часть жизни проходит вне дома, в чужом, нередко не особо доброжелательном окружении. А для кого-то дом — это вообще нечто вроде перевалочного пункта, где ты ночуешь, а затем тебя спозаранку, хочешь — не хочешь, всё равно ведут «на работку» (распространённое выражение, мотивирующее для малышей необходимость ходить в детский сад: дескать, у мамы с папой работа, и у тебя тоже, пора привыкать). Это, конечно же, не способствует формированию у ребёнка образа полноценной семейной жизни, а значит, в те немногие часы и дни, когда он всё-таки бывает дома, важно показывать ему эту семейную жизнь с лучшей стороны. Показывать наглядно, учитывая особенности детского восприятия и вовлекая ребёнка в приготовление блюд, уборку, благоустройство и украшение дома. Дети всегда любили помогать маме на кухне, но сейчас, по моим наблюдениям, они с особой гордостью демонстрируют принесённые из дома пироги, потому что это уже «дефицит». Покупным тортом никого не удивишь, а домашний «Наполеон» нынче диковинка. Все в восторге смотрят на маму, какая-то женщина обязательно скажет, что она на такой подвиг не способна, другая попросит рецепт. Короче, «рейтинг» мамы резко подскакивает, а значит, повышаются и ставки ребёнка, ведь он ещё не отделяет себя от семьи. Восхищение его мамой (самой лучшей мамой на свете!) прибавляет самоуважения и ему. Признание окружающими маминых умений даёт ребёнку ориентиры, к чему стремиться, чему подражать. Мамина сноровка вселяет в детей спокойствие и уверенность. Когда ребёнок сам ещё мало что умеет, для него очень важно чувствовать, что он за близкими как за каменной стеной, что с ними не пропадёшь. И что — самое главное — они тебя всему научат.

Мама умеет всё… но не совсем

Не так давно мы Ириной Медведевой вновь получили возможность увидеть Европу не только из окна туристического автобуса, а пообщаться с большим количеством людей. Только уже не с коренными жителями, а с россиянами, по тем или иным причинам проживающими за рубежом. Мы, конечно, уже гораздо больше, чем в 1994 году, знали о современной европейской жизни, но кое-что всё равно явилось для нас неожиданностью. В Швеции, во время беседы о специфике воспитания детей в смешанных семьях, кто-то из слушателей сказал: «Мы совершенно с вами согласны, что в мальчиках нужно воспитывать мужественность, а в девочках — женственность. Но как это делать в наших условиях? Здесь ведь не то, что в России. В Швеции нельзя говорить о том, что какая-то работа мужская, а какая-то женская. Это считается крайне непедагогичным, нетолерантным, можно нарваться на большие неприятности».

Народ закивал, поддерживая говорящего, и начал добавлять подробности. Выяснилось, что в детских садиках (по крайней мере, в некоторых) мальчиков учат готовить пищу, краситься, одевают их в платьица и побуждают играть в принцесс. Так они, дескать, лучше поймут психологию девочек, что поможет их любить и уважать.

Вернувшись в Москву, я через год узнала из одной статьи об «их нравах», что в одном таком садике с говорящим названием «Egalia», который расположен в стокгольмском районе Содермальме, известном своим либерализмом, воспитатели даже избегают слов «он» (по-шведски «han») и «она» («hon»), подчёркивающих пол ребёнка, а используют бесполое слово «hen». Такого слова в шведском языке вообще-то нет. Это жаргонизм, который употребляют некоторые гомосексуалисты и лесбиянки. Но детей в рамках гендерного воспитания приучают именно к такому — несуществующему — слову.

Для пущего равноправия полов в официальных европейских документах упраздняется понятие «домохозяйка» как ущемляющее права мужчин. Союз немецких домохозяек теперь будет называться более толерантно: «Объединение домохозяйств» или «Корпорация ведущих домашнее хозяйство». Уже готовы и общеевропейские директивы по рекламе в средствах массовой информации, запрещающие показывать женщин у плиты или у стиральной машины. Вы, кстати, обратили внимание на то, что и на российской рекламе уже появляются мужчины в кухонных фартуках, а женщины — с дрелью в руках? Пока это выглядит как курьёз, имеющий целью привлечь внимание к надписям на рекламе, но в странах, объявивших войну «гендерным стереотипам», такие вещи воспринимаются всерьёз.

Человеку свойственно надеяться на лучшее, поэтому хочется верить, что нас не захлестнёт волна гендерного безумия. Однако дискуссии на тему, стоит ли подразделять домашний труд на мужской и женский, затеяны, скорее всего, будут. Тем более что определённые основания для этого есть: мужчины в последние десятилетия гораздо охотнее берут на себя выполнение тех обязанностей, которые традиционно считались женскими (мытье посуды, стирка, готовка). Женщины массово сели за руль, и никого это уже не изумляет и не возмущает.

Так, может, действительно стоит упразднить понятия женского и мужского труда? Может, и вправду лучше, чтобы папа и мама (впрочем, эти слова тоже отчаянно нетолерантны!) умели делать по дому всё — от вышивания крестиком до навешивания карнизов? Это ведь удобно и приятно — ни от кого не зависеть, никому не быть обязанным, это повышает степень нашей свободы, освобождает от ролевой зависимости. Я знаю женщину, которая даже крышу крыть научилась и очень гордится тем, что деревенский сосед благосклонно оценил её труды. И все же, рискуя навлечь на себя негодование сторонников равноправия (или, как они сами дерзают выражаться, «полоролевой бисексуальности»), я выскажусь против. Традиционные представления о женском и мужском труде, конечно, должны сохраняться. Но поскольку мир все-таки сильно изменился за последние полтора столетия и многие женщины совмещают роль работницы и домохозяйки, будущих мужчин надо приучать к основным формам домашнего труда, чтобы они не чувствовали себя беспомощными в быту, не попадали из-за этого в зависимость от женщин, а наоборот, спокойно помогали им по хозяйству, не делая из мухи слона. Вышивать гладью им, конечно, не обязательно, но уметь пришить пуговицу, если рядом не оказалось умелой женской руки, очень даже полезно. Когда мужчина, не манкируя, разумеется, своей основной обязанностью добытчика, проявляет ещё и хозяйственность, это придаёт ему уважения в глазах жены и детей.

А вот женщинам заходить на мужскую территорию, на мой взгляд, опасно. Это нарушает иерархию. У мужчин, с одной стороны, возникает досада, а с другой — пропадает покровительственное отношение к жене. С какой стати ей покровительствовать, если она уже не слабый пол, а так же лихо, как он, орудует дрелью, таскает тяжести и вообще со всем прекрасно справляется сама? Мужчины же, которых с детства не приучили трудиться (таких сейчас немало, причём, не только в неполных, но и в полных и даже в многодетных семьях!), вообще перестают напрягаться, соскользнув на привычные рельсы беззаботно-инфантильного житья-бытья. И женщина, незаметно для себя самой превратившаяся в ломовую лошадь, нередко опоминается лишь тогда, когда уже совсем валится с ног. И никак не может взять в толк, почему ни муж, ни дети её не жалеют, а наоборот, раздражаются и предъявляют претензии, как будто она заболела нарочно, чтобы им досадить. Но загнанную клячу разве жалеют? Когда жалеют — стараются не загонять. Тем более что она добровольно выбрала для себя такую незавидную роль. Ей, правда, тогда казалось, что это роль не клячи, а амазонки. Ну, да мало ли что кому покажется сгоряча, по гордыне и самонадеянности…

Так что не торопитесь брать на себя лишнее. Подвиги Геракла в женском исполнении никому не нужны. Женщин они перенапрягают, мужчин и детей расхолаживают. Напротив, чаще давайте понять мужу, а затем и детям, что вы без них не справитесь. Не заходите на мужскую территорию, даже если вам самой проще повесить карниз или починить сломанный стул. Хорошей хозяйке и на «женской половине» есть чем заняться. Та моя родственница, которая навострилась так искусно облагораживать старую мебель, оформила своими руками практически весь дачный интерьер: сама художественно раскрашивала стены, полы и потолки, шила занавески, мастерила всякие милые безделушки. Но она не забила в доме ни одного гвоздя и не ввинтила ни одного шурупа. Хотя, разумеется, легко справилась бы и с этим занятием. Однако все деревянные отделочные работы, все, что связано с починкой мебели, различных инструментов и механизмов, копанием земли, переноской тяжестей, уходом за машиной и т. п., неизменно выполнял и выполняет её супруг. И приготовление шашлыка — его прерогатива. Такое разделение труда, как мне кажется, благотворно отражается и на взаимоотношениях супругов — поскольку у каждого своя вотчина, где он признанный авторитет, — и на ведении хозяйства, ведь каждый отвечает за свой участок, никто в его дела не вмешивается, по-своему не переиначивает, не раздражает замечаниями и непрошеными советами. Нет почвы для конкуренции, которая хороша на рынке, но так губительна для семьи. Даже когда что-то всё делают вместе, то стараются действовать по принципу взаимодополнения: жена и дочь готовят обед, муж накрывает на стол, потом женщины убирают со стола, а он моет посуду.

Иметь меру в делах

Не стоит впадать и в крайность, от которой Христос когда-то предостерегал Марфу, сестру Марии и Лазаря. Стремясь быть хорошими хозяйками, некоторые женщины настолько погрязают в домашних заботах, что это заслоняет от них всё остальное. А поскольку домашние дела не кончаются никогда (посуда ежедневно грязнится, пыль скапливается снова, наесться на всю жизнь ещё не удавалось никому), то крутиться как белка в колесе можно до гробовой доски (если, конечно, хватит здоровья). Кого-то такая жизнь затягивает, и он уже не представляет себе иного существования. У кого-то возникает ощущение вечной суеты и беспросветности. У кого-то даже развивается невроз на почве наведения чистоты или возникает нервирующее чувство, будто бы он «не справляется с жизнью».

«Вы говорите, надо больше заниматься детьми, — обычно восклицают такие мамы. — Когда, если на мне весь дом?! Я к вечеру только-только успеваю дела переделать и буквально падаю с ног. Тут не знаешь, за что хвататься, ведь помощи ни от кого нет…»

Про духовную жизнь, как правило, с такими мамами лучше речи не заводить, потому что все их мысли и попечения о земном, материальном. Хотя отговариваются они опять-таки нехваткой времени.

В подобных случаях имеет смысл прислушаться к наставлениям широко почитаемого афонского старца Паисия Святогорца.

«Женщины обычно не имеют меры в делах, — говорил он. — Им хочется прибавлять к своим делам и заботам всё новые и новые. Имея много сердца, женщины могли бы очень успешно вести „домашнее хозяйство“ своей души, но вместо этого они растрачивают сердце по пустякам». И предостерегал от излишней привязанности к уюту, комфорту, «красивости»: «Чем больше женское сердце удаляется от красивых вещей, тем больше оно приближается ко Христу… Для того чтобы оставалось время для молитвы, она [мать] должна упростить свою жизнь. С помощью простоты мать может очень преуспеть».

Иными словами, домашние пирожки, конечно, лучше покупных, но нельзя, чтобы они становились фетишем, заслоняющим от нас семью и тем более Христа.

[1] Very nice (англ.) очень хороший; is impressed (англ.) впечатлён.
[2] См. об этом: Громыко М. М., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М., 2000. С. 370—371.
[3] Женская Оптина. М., 2007. С. 34.

^[4] См.: Александра Феодоровна Романова, императрица. Дивный свет: Дневниковые записи, переписка, жизнеописание. М., 2004.

ИСТОЧНИК: https://www.mgarsky-monastery.org/kolokol.php?id=2843