Прежде всех ваших дел позаботьтесь о наставлении детей

Святитель Иоанн Златоуст

РОДИТЕЛИ И ДЕТИ

КОНФЛИКТ  ИЛИ  СОЮЗ

                     

 

 

                                                            Предисловие

 

Трудно найти человека, который не жаловался бы на юное поколение. Дескать, совсем они, молодые, отбились от рук. У них, дескать, и повадки, и мода, и интересы, и взгляды на жизнь – все какое-то чужое, и сколько ни напрягай память, очень многое в нашей юности и в юности наших друзей трудно соотнести с ценностями нынешней молодежи. О конфликте поколений говорят все и в связи с этим о помолодевшей преступности, помолодевших проституции, наркомании, и других пороках.

   Можно сказать, что помолодел и сам вышеозначенный конфликт. В своей психолого-педагогической практике мы теперь нередко встречаем бунтующих против отцов дошкольников! Бывает, пятилетний отпрыск, не успев встать с горшка, уже заявляет о своих правах на свободу и собственность.

   Сейчас принято давать (и, к сожалению, получать) советы по любому поводу, на все случаи жизни. На самом деле это манипулятивная форма диктата: зачем тебе во что-то вникать самому, тратить время и силы? Следуй готовым рецептам, и все будет в порядке.

   Конфликт поколений нарастает, а взрослым – якобы для его разрешения – даются такие советы, следование которым делает поведение детей все более неуправляемым. Видя эту печальную (не просто печальную, а опасную!) взаимосвязь близко и в деталях, мы решили поделиться с читателями своими наблюдениями и соображениями, но по возможности избежать конкретных советов. Готовые инструкции отучают вникать в суть, отучают жить своим умом и сердцем, а в итоге отлучают родителей от детей, и те делаются легкой добычей для «инструкторов».

   Нормальный взрослый человек в зависимости от температуры воздуха сам выбирает соответствующую одежду и обувь. Другое дело, что он не всегда может самостоятельно определить давление, влажность, направление ветра и другие метеорологические показатели, которые влияют на состояние здоровья. Эта небольшая книжка, как мы надеемся, поможет взрослым узнать что-то важное о трудных, можно сказать, смертельно опасных «погодных условиях», в которых приходится растить детей. А значит, исходя из личных особенностей, из конкретных обстоятельств, правильно сориентироваться и решить дилемму «Конфликт или союз?» самостоятельно.

 

ДУХОВНЫЙ  ДЕТДОМ

   Бывают слова ключевые, открывающие новую смысловую теорию. А бывают, если воспользоваться другой метафорой, словесные задвижки. Сказал – и закрыл дискуссию. Даже размышления на заданную тему будто затворил. К таким «задвижкам», на наш взгляд, можно отнести клише «конфликт отцов и детей».

   Пятилетний ребенок говорит матери «заткнись»?

   — Подумать только! – Растроганная улыбка. – Уже проявляется конфликт отцов и детей!

   Подросток не приходит домой ночевать?

   — Ничего удивительного! – Снисходительно-знающая улыбка. – Это ж переходный возраст, неизбежное обострение конфликта отцов и детей!

   Юноша убил отца?

   — М-да… — Беспомощная улыбка со вздохом. – В наше время конфликт отцов и детей принимает опасные формы. – И утешительный довесок: — Что делать? Сейчас такое по всему миру…

 

 Одичавшая территория

   А что если все-таки приложить некоторые усилия и отодвинуть засов? Войти на порядком одичавшую территорию и заняться своеобразной прополкой, выдернуть хотя бы два-три крупных лопуха?

   Лопух первый: конфликт отцов и детей существовал всегда.

   Однако такой глобальный конфликт непременно оставил бы заметный след в обычаях, традициях, особенностях жизненного уклада, был бы отражен в свидетельствах историков, этнографов, в художественной литературе.

   А там отражено нечто абсолютно противоположное. Русские крестьяне на протяжении многих веков жили большой семьей, объединявшей несколько поколений. Женатые сыновья могли, конечно, отделиться, но далеко не все стремились это сделать. Под Иркутском есть этнографический музей «Тальцы», и, побывав там, мы убедились, что даже на рубеже XIX-XX вв. отцы, женатые и неженатые дети, деды и прадеды жили одним, совсем небольшим, по нашим меркам домом.

   А в качестве более просторного зажиточного дома экскурсантам показывают избу из двух половин. В каждой по горнице и кухне. Но даже здесь распределение было не такое, что на одной половине жили старики, а на другой молодые. Нет, вторая половина была парадной – для праздников и гостей. А на первой уживалось 20-25 человек! Летом, правда, женатая молодежь получала возможность уединиться в клетушках на сеновале, нос наступлением холодов семья опять собиралась в горнице.

   И так, с небольшими поправками и модификациями, жили по всей России. Прагматическими причинами (скажем нищетой или нежеланием делить землю) это объяснить нельзя. В отдельных случаях, когда женатый сын, овдовевшая невестка или взрослая незамужняя девица желали самостоятельности, им выделялась часть земли, строился дом, оставлялась доля скота. Причем это могли себе позволить даже крепостные крестьяне!

   «Вот, например, в крепостной еще деревне Ярославщины (80-е гг. XVIII в. – Авт.) сноха Маремьяна Яковлева ушла с сыном из дома свекра. По утвержденному миром договору свекор выделил ей и внуку часть надельной и часть купленной земли и, кроме того, долю хлеба, одежды и двух коров. Такие решения были нередки» (Громыко М. М.., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М., Паломникъ, 2000. С. 348).

   «В 1781 г. в Никольской вотчине братья Тякины, разделяя родительский дом между собой, решили сестре и тетке, если они пожелают жить отдельно, из «общего капитала» выстроить на своей земле «келью с особливым покоем» и «наградить» скотом, хлебом и платьем «без всякой обиды»; «В 1796 г. братья Федоровы обязались обеспечить сестру «кельей», зерном и деньгами. В 1812 г. братья Ивановы, исполняя волю покойного отца, обеспечивали самостоятельное существование сестры Пелагеи кельей, коровой, запасом зерна и 150 рублями и т.д.». (Александров В. А. Семейно-имущественные отношения по обычному праву в русской крепостной деревне XVIII – начала XIX в. // История СССР. М., 1979, № 6. С. 47-48).

   В общем, обрести отдельную «жилплощадь» в стране, столь богатой лесом, не составляло особого труда.

   А теперь подумаем: могло ли так быть, что большая, в несколько поколений семья, пребывая в постоянном конфликте отцов и детей и при этом будучи в состоянии расселиться, продолжает из века в век жить под одной крышей? С психологической точки зрения это немыслимо. Посмотрите, во что превращается жизнь семьи, состоящей всего-то из трех человек, обитающей в двух-трехкомнатной городской квартире, когда у родителей возникает конфликт с сыном-подростком. Сколько бывает ссор, скандалов, криков, слез, взаимных обвинений и проклятий! А в старину детей было по 5-6 человек. Это ж на сколько фронтов должны были воевать их отцы? Да еще бороться со своими отцами! А те, если в семье были живы прабабушки и прадедушки, со своими… Но в такой обстановке все или хотя бы через одного, по выражению персонажа из комедии «Горе от ума», «спрыгнули с ума» и зарубили бы друг друга топорами.

   И у древних иудеев не было никакого конфликта отцов и детей. Наоборот, в Ветхом Завете, в котором ничего не рассказывается просто так, для красного словца, даны примеры покорности родителям даже до смерти. Один пример общеизвестен. Исаак безропотно подчинился своему отцу Аврааму, который, в свою очередь, подчиняясь Отцу Небесному, связал его, положил, как агнца, на жертвенник и уже занес над ним нож. Никаких попыток освободиться не делал приготовленный к закланию Исаак. А когда Господь его помиловал, не попрекал отца и тем более не мстил ему, но продолжал жить в мире с Авраамом до самой его смерти.

   Вторую, не менее яркую библейскую историю помнят не все. Собираясь на войну с аммонитянами, будущий судья Израиля Иеффай дал обет в случае победы принести в жертву то, что первым выйдет из ворот его дома ему навстречу. Конечно, он не предполагал, что первой выйдет его единственная дочь, которая спешила приветствовать отца-победителя. Вот что ответила она, когда отец в горести сообщил ей о своем ужасном для нее обете: «Отец мой! Ты отверз уста твои перед Господом – делай со мной то, что произнесли уста твои, когда Господь совершил через тебя отмщение врагам твоим аммонитянам» (Суд. 11: 36). Так же как Исаак, дочь Иеффая даже не думала убежать, хотя возможность у нее была: отец отпустил ее на два месяца в горы оплакать ее девство.

   А каким грозным предостережением звучит евангельская история блудного сына! Собственно говоря, весь криминал состоял в том, что сын попросил свою долю наследства как бы авансом, при живом отце, и распорядился деньгами по своему усмотрению. По либеральным меркам, он не совершил ничего предосудительного. Даже наоборот, поступил так, как учат поступать детей в современной школе на уроках граждановедения: четко знать свои права, в том числе и на свою долю семейного имущества – жилплощади, столового серебра, сбережений. Ну а уж то, как ребенок распорядится личными деньгами, вообще никого не должно касаться. Сейчас порой и дошколята имеют карманные деньги (в иных семьях немалые!), и родители не считают себя вправе вмешиваться в траты своих чад. Это собственность, с которой дети вольны делать, что им заблагорассудится.

   В библейские же времена поведение блудного сына считалось чем-то немыслимым, из ряда вон выходящим. Ненормативность  поступка подчеркивается еще и тем, что он был младшим. Теоретически старший сын хотя бы в силу возраста имел больше прав на самостоятельность, но тот вовсе не стремился отделиться, а оставался в родительском доме и работал на отца.

   Бунт сына карается ужасно. Причем не отцом, а самим Богом. Отец-то как раз отдал сыну все, что тот просил. На чужой земле независимому юноше пришлось работать свинопасом – занятие немыслимое для иудея. Более того, он готов был есть со свиньями из одного корыта, то есть оскверниться так, как, наверное, не осквернялся ни один его соплеменник, ведь свинья считалась нечистым животным. Но даже к свиному корму он не был допущен.

   А помните, что сказал отец, когда раскаявшийся сын вернулся наконец домой? «Сын мой был мертв и ожил» (Лк. 15: 24). Выходит, то, что теперь так равнодушно называется «конфликтом отцов и детей», считалось преступлением, приравнивающимся к смерти!

   Но вернемся в Россию, где означенный конфликт возник хотя и значительно позже, но тоже не вчера. В начале XIX в. А. С. Грибоедов в своей комедии «Горе от ума» лишь слегка коснулся этой темы. Причем у него показан не конфликт поколений, а конфликт поколений, а конфликт отдельной прогрессивной личности с ретроградным обществом, которое, в том числе, включает и его родственников (Молчалина, Софью). Грибоедов недвусмысленно дает понять, что Чацкий одинок в тогдашней России. «Ах, Боже мой! Он карбонарии!» — восклицает Фамусов, четко позиционируя Чацкого как революционера, бунтовщика, члена какого-то тайного общества.

   А вот И. С. Тургенев в «Отцах и детях» уже показал конфликт поколений. Хотя опять-таки не тотальный. Базаров – представитель маленького кружка разночинной молодежи. Разночинцы вообще сыграли огромную роль в разжигании конфликта поколений. Причем зачастую все начиналось с бунта не против «отцов», а против конкретного собственного отца. Такие известные бунтари, как Чернышевский и Добролюбов, бунтовали против отцов священников и, соответственно, против того, чему отцы их учили. Впрочем, любой концептуальный бунт, как правило, начинается с личных претензий и амбиций.

   К концу XIX в. ситуация заметно усугубилась, и это тоже нашло свое отражение в русской литературе. Чеховский студент Петя в эйфории приветствует рубку вишневого сада, символизирующую разрыв с прошлым, с поколением отцов. Захлебываясь от восторга, он говорит о новых людях, которые будут строить новую прекрасную жизнь. И чувствуется, что за Петиными речами стоят уже не отдельные нигилисты, а организованное множество. Действительно, к началу ХХ в. слово «студент» стало в России чуть ли не синонимом революционера. А поскольку в университетах учились люди молодые, конфликт поколений был уже налицо. Но возник-то он, как видите не в глубокой древности, а сравнительно недавно, в новые времена.

   Лопух второй: конфликт отцов и детей – неотъемлемая характеристика именно нового времени.

   — В глубокой древности много чего было хорошего, — скажет читатель, — было, да сплыло. Мы-то живем в новые времена, и отношения у нас соответствующие! Мне тоже не нравится, когда мои подросшие дети меня не слушают и считают идиотом. Но что толку роптать, если иного нам, сегодняшним людям, не дано?!

   Так или примерно так рассуждает большинство людей. Можно даже сказать, что это некая новая аксиома. Но не кажется ли вам, что сейчас слишком многое принято подавать как аксиому и что таким образом создается невнятный запрет на мышление? А мышление включить в данном случае очень даже интересно. Вот аксиома кажется еще одним лопухом, который заглушает росток истины?

   Обратимся к истории ХХ века. К 1917 г. противостояние поколений, пожалуй, достигло своего апогея. Хотя лидеры революции были самого разного возраста, в том числе и из поколения отцов, основной массив ниспровергателей старой жизни все же составляла разогретая мировой войной молодежь. А когда ниспровергаешь, необходимо совершить отрыв от старших. Ведь именно они останавливают, пытаются урезонить, говорят: «Не надо так ребята! Что же вы, как варвары, все крушите, ломаете? Деды ваши строили, пот и кровь проливали, а вы… Разве так можно?»

   «Во времена органические и, следовательно, бездемагогические, — пишет в книге «Народная монархия» И. Л. Солоневич, — нация, общество, государство, — отцы говорили юношам так: «Ты, орясина, учись, лет через тридцать, Бог даст, генералом станешь и тогда уж покомандуешь, а пока – цыц!» В эпохи же революционные, то есть в частности, демагогические, тем же юнцам твердят о том, что именно они являются солью земли и цветом человечества и что поколение более взрослое и умное есть «отсталый элемент». Именно эта демагогия и вербует пушечное мясо революции» (Солоневич И. Л. Народная монархия. Феникс, 1991. С. 380-381).

   Пока длилась революционная эпоха, конфликт отцов и детей воспроизводился в каждом следующем поколении. Снова процитируем Солоневича: «Русская интеллигенция – и революционная и контрреволюционная – почти в одинаковой степени рассматривала себя как последнее слово русской истории – без оглядки на прошлое и, следовательно, без предвидения будущего. Каждое поколение прошлого и нынешнего века ломало или пыталось сломать все идейные и моральные стройки предыдущего поколения, клало ноги на стол отцов своих и не предвидело той неизбежности, что кто-то положит ноги свои на его стол. Базаров клал ноги на стол отцов своих, базарята положили <бы> на его собственный. Ибо если вы отказываете в уважении отцам вашим, то какое имеете вы основании надеяться на уважение со стороны ваших сыновей?» (Там же. С. 405.)

   Но потом, когда революционный ураган утих и сопротивление было сломлено, потребовалось упрочить «завоевания революции». Тогда социалистическое государство оказалось очень даже заинтересовано в стабильности и приложило максимум усилий к консолидации общества. Антагонизм отцов и детей канул в прошлое, сделался иллюстрацией жизни при «проклятом царизме». Какой конфликт мог быть между отцами-рабфаковцами и детьми-студентами советских вузов, между отцами-победителями в Великой Отечественной войне и детьми-целинниками? Они вместе строили светлое будущее, и эта гармония поколений утвердилась в формуле «молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет».

   Казалось бы, совсем недавно, только что идеология была прямо противоположной. Стариков, и не просто стариков, а классиков (то есть наилучших стариков), сбрасывали с корабля современности, а тут вдруг раз – и почет! (Естественно, не всем, а лишь тем, кого революционные бури обкорнали по нужным меркам.) Так было и в 40-е, и в 50-е гг. И даже в 60-70-е, что бы нам ни рассказывали сейчас ангажированные мемуаристы о массовом недовольстве молодежи той жизнью, которую построили их отцы и деды, — даже тогда конфликты в основном носили частный и локальный характер. Родители могли возмущаться тем, что дочь носит слишком короткую юбку или что сын не захотел пойти по стопам отца, не захотел учиться на технолога, а подался в художники или не стал поступать в институт, а пошел в армию. Диссидентские настроения были достоянием чрезвычайно узкого круга людей, преимущественно в столицах. У диссидентствующей молодежи, конечно, возникали нешуточные конфликты как с собственными отцами, так и с «отцами-основателями».

   Кто-то, может быть, возразит, что согласие с отцами в лояльности к власти и ее установлениям было трусливым лицемерием. Но сейчас-то бояться некого. Скорее, наоборот, выгодно рассказывать о своих протестных настроениях в годы советской власти. Почему же мы сегодня нередко слышим от тех, чья юность пришлась на 70-е гг., что они вполне искренне верили в советскую идеологию, искренне работали на советское государство, искренне вступали в партию? Что это чистая правда, мы знаем и по собственному опыту, так как принадлежали к жалкому меньшинству недовольных и чувствовали себя очень одинокими в среде сверстников. И в институте, и позже, в среде сослуживцев.

   Но настало время перестройки, которую ее апологеты ласково и лживо поименовали «бархатной революцией». И средства массовой информации стали стремительно ковать племя юных бунтарей. Какие только ярлыки не навешивались на старшее поколение: «рабы», «совки», «коммуняки», «красно-коричневые», «коммунофашисты»! А молодежи усиленно навязывался комплекс жертвы. Помните, сколько шума было создано вокруг перестроечного балтийского фильма «Легко ли быть молодым»? Как все уши прожужжали про его гениальность? Хотя само название-вопрос содержит в себе провокацию. Молодость традиционно считается лучшей порой в жизни человека. Здоровье, сила, красота, любовь, дружба, путешествия, ожидание от жизни счастливых сюрпризов – все это принято ассоциировать с молодостью. Фильм же переворачивал все с ног на голову. Пьянство, депрессии, разочарованность, наркомания – словом, один закоулков молодежного житья предстал в фильме в качестве центрального проспекта. Ну и естественно, во всем были виноваты старшие, которые довели несчастное молодое поколение до такого кошмара.

   Этот фильм был ярким, но отнюдь не единичным примером разжигания розни между поколениями. Как по милицейскому свистку, вдруг принялись плодиться рок-ансамбли и прочие

«неформалы», которым подозрительно легко строгая советская власть давала угнездиться в подвалах, клубах, чуть ли не в райкомах партии. И все они доверчиво повторяли за хитрыми политтехнологами (хотя на излете СССР это слово было еще не в ходу), что их затирают, что у молодежи нет будущего, что проклятые геронтократы заняли все места и никогда их не освободят.

   Тема геронтократов вообще пришлась по сердцу многим нашим согражданам, не только «неформалам». Вся страна потешалась над членами Политбюро. Недостатки их правления как-то очень ловко и умело были сцеплены в средствах массовой информации со старостью. Выходило, что все дурное и даже преступное случилось в нашей стране не потому, что на безбожии и крови не построишь ничего путного, а потому, что на руководящих постах окопались старики. Такой перевод стрелки на людей преклонного возраста как на главный источник зла помог не только рок-певцам, но и младшим научным сотрудникам выбиться в люди. Недаром перестройку в народе метко окрестили «революцией мэнээсов». Распаленные завистью и эгоизмом, молодые начала 90-х настолько потеряли голову, что не смогли сделать элементарный перенос, не подумали, в какой ситуации окажутся они сами через 10-15 лет. Теперь они с негодованием говорят о возрастном цензе при приеме на работу и о наглой молодежи, которая только и думает, как подсидеть «знающего, опытного сотрудника».

   Все же это, наверное, было каким-то массовым умопомрачением, если не беснованием, — то, что творилось в начале 90-х… Только помрачением рассудка можно объяснить такую мерзость, такой позор, как избиение молодыми милиционерами стариков-ветеранов, вышедших на демонстрацию 23 февраля 1992 г. Ну, эти, предположим, могли еще оправдывать свое скотство тем, что получили приказ. Но ведь и без всякого приказа тогдашняя молодежь не стеснялась упрекать старых фронтовиков в том, что они… выиграли войну! «Победили бы немцы, так была бы нормальная, цивилизованная жизнь, — бесстыдно заявляли они. – И пиво было бы классное, и сосиски качественные, а не как наши – из туалетной бумаги!»

   Итак, на примере двух исторических переломов в России – начала и конца ХХ в. – мы с вами видим, что конфликт между поколениями есть признак не вообще нового, а революционного времени.

   Наверное, кому-то из читателей снова захочется возразить: дескать, перестройка (а на самом деле, конечно, революция, хотя и вовсе не «бархатная», судя по количеству жертв!) давно закончилась. Почему же сейчас чуть ли не дошкольник норовит обвинить родителей в том, что они его не понимают и недооценивают (претензия, еще недавно характерная для подросткового возраста). Ну а уж многие подростки вообще считают, что в современном мире «все другое», что все старое – это «отстой» и предки отстали навсегда. Словом, молодежь продолжают науськивать на старших. Ну и причем тут революция?

   Погодите, прополка не окончена! Еще один маленький лопушок.

   Лопух третий: революция тут ни при чем, тем паче что она давно завершилась.

   Совершенно верно, юное поколение продолжают восстанавливать против взрослых. Иногда прямо диву даешься: откуда ребенок это взял? Ведь он телевизор не смотрит, подростковых журналов не читает (хотя кто это может проверить?). А говорит как по писаному, готовыми клише: и о конфликте поколений, и о правах ребенка, и о новых ценностях. Воздух, что ли, этим пропитан?

   Воздух не воздух, а среда, в которой обитают современные дети, конечно, пропитан духом протеста против старших. Ну хорошо. Ваш сын не смотрит телевизор. А другие-то смотрят! И читают. И слушают. Да сейчас даже школьные учебники провоцируют подростковый бунт! Открываешь учебник граждановедения – и видишь карикатуру: мегера мать пытается отлупить сына. А в конце параграфа вопрос: нарушает ли права ребенка наказание ремнем? Объяснят школьнику и какие он имеет права на жилплощадь, на семейное имущество и, конечно, на информацию. (В последней сейчас недостатка не наблюдается, особенно по части того, чем стоит заняться, «когда родителей нет дома» — так называлась одна из рубрик злополучного журнала «Cool».)

   Да что граждановедение! В самом обыкновенном учебнике английского языка для массовых школ (Перегудова Э. Ш., Черных О.В. Английский язык: Учебник для 8-го класса. М., просвещение, 2003) легко обнаруживаются такие, например, «полезные» упражнения. Детей спрашивают: «Что говорят твои родители, когда ты их огорчаешь?» Затем предлагают несколько готовых выражений:

   -You need a short lesson! (Нужно хорошенько тебя проучить!)

   — I won’t stand any nonsense! (Не хочу слушать этот бред!)

   — I’m saying that’s final! (Я сказала – и все!)

   — I’ve had enough of you and your friends! (С меня хватит и тебя, и твоих друзей!)

   — Shut up! (Заткнись!)

   Потом снова спрашивают: «Когда твои родители выражаются таким образом?»

   Спросим и мы: как вы думаете, способствуют такие языковые тренинги укреплению детско-родительских связей?

   Да, в детях не перестали сеять неприязнь к родителям. Это правильное наблюдение. Ошибка в другом. Революция не закончилась. Она продолжается, потому что сокрушение социалистического государства было отнюдь не конечной, а лишь промежуточной ее целью. В перестройку важно было дискредитировать стариков – приверженцев социалистических ценностей, этаких Нин Андреевых. Сейчас компания по дискредитации распространилась на всех взрослых. В том числе и на достаточно молодых преуспевающих родителей, которых никак не заподозришь в симпатиях к социализму. Напротив, они вполне лояльны к новой жизни. В чем же дело? Да в том, что большинство взрослых, независимо от политических убеждений, являются носителями семейного уклада. А семья невыгодна идеологам и воротилам общества потребления. Семья – это общий котел, общий дом, общая машина, общая дача, множество общих предметов. Гораздо выгоднее иметь дело с одиночками – больше можно продать кастрюль и телевизоров.

   Но есть еще более важная цель. Это разрушение традиционных ценностей и представлений, установок и норм – в общем, всего того, что принято называть культурной традицией и  образом жизни. Культурная традиция всегда передается из рода в род, от старших к младшим. На этом, собственно держится целостность народа. Оторвите младших от старших, а еще лучше – восстановите их друг против друга, и распадется культура. А значит, погибнет народ.

 

Рассадник блудных сыновей

   Вот мы и подошли, вырвав по дороге три лопуха, к заветной цели затянувшейся революции. Настолько затянувшейся, что ее хочется назвать хронической. Социализма давно и в помине нет, а нам все твердят про необходимость реформ и про то, что Запад чрезвычайно обеспокоен, как бы мы не свернули с единственно верного пути. С того, по которому идет весь цивилизованный мир и который должен привести в некое унифицированное общечеловеческое пространство, населенное людьми без роду без племени. Этакими одинокими кочевниками, совершенно свободно перемещающимися по свету, сегодня живущими тут, завтра (если позволят средства)… даже не скажешь «в другой стране», так как стран не будет, а просто в другой точке земного шара. Ни к кому и ни к чему не привязанными блудными сыновьями, которые никогда не вернутся в отчий дом. И потому, что их научили понимать свободу как полную вседозволенность, «отвязанность» (неспроста это словечко сделалось таким значимым в молодежном жаргоне), и потому, что трудно считать домом отчим, если отец покинул его задолго до сына (разведенных родителей-то сейчас чуть ли не 50%). Или в доме вообще не было отца. А у некоторых и матери, а вместо отчего дома – приют, интернат или вокзал. И даже когда отец с матерью есть, так ли уж хочется вернуться в дом, от которого тебя поспешили отлучить, уведя в ясли, в сад, в школу с продленкой? Фактически брошенных детей сейчас гораздо больше, чем нам докладывают в самых пугающих сводках.

   Подумайте: когда духовные связи отцов и детей так основательно подорваны, не экономическая ли зависимость от старших часто удерживает младших от полного разрыва? И, не провоцирует ли этот разрыв, молодежи предоставляют лучшие рабочие места, более высокую зарплату, а детей ориентируют на как можно более раннюю экономическую независимость? Заметьте: не на помощь родителям, а на независимость от них.

   В нашей стране это пока проявлено не столь полномасштабно, как на Западе, где блудный сын может не просить заранее свою долю наследства, потому что он вполне в состоянии себя обеспечить и ему нет нужды возвращаться, потому что он сыт. Тут, пожалуй, нелишне напомнить, что евангельского блудного сына домой привел именно голод. Не чувство долга, не тоска по отцу, не угрызения совести, а самый натуральный животный голод. Конечно, в евангельских притчах есть и иносказательный смысл, но не стоит пренебрегать и буквальным. Тем более что в данном случае буквальный смысл нисколько не противоречит духовной трактовке поведения юноши. Грех отчуждает человека от Бога. Чем больше грехов, тем слабее духовное начало, тем громче заявляет о себе плоть, животные инстинкты, которые возрастают и крепнут на грехах, как на навозе. Поэтому мотив возвращения блудного сына дан очень точно. Плотяного человека и можно пронять только таким грубым воздействием на базовые потребности.

   Юность – это как раз время наибольших соблазнов, наибольшей опасности пуститься во все тяжкие. А уж если родителей рядом нет и ты от них экономически не зависишь, тогда вообще никаких преград! Русской культурной традицией эта опасность учитывалась. Не только в глубокой древности, но еще в середине XIX в. самовольное отделение неженатого сына было для крестьян чем-то немыслимым, из ряда вон выходящим. По свидетельству этнографов, в Ярославской губернии «сын не может оставить отчий дом произвольно: отец, если сын вздумает идти самовольно на заработки, всегда может заявить волостному правлению, чтобы сыну его не давали паспорт; если сын уйдет жить в другой дом, то отец имеет право требовать от него себе на содержание» (Цит. по кн.: Громыко М. М. О воззрениях русского народа. М., Паломникъ, 2000. С. 358). А когда в такой же местности родители отправляли взрослых неженатых сыновей, обычно от 16 лет до 21 года, на заработки, парни, которых называли «отходниками», должны были все заработанные деньги присылать домой. Иначе родители могли вытребовать сыновей назад.

   Когда мать с отцом достигали преклонного возраста, совершеннолетние дети обязаны были «покоить и ухаживать за родителями в их старости, давать им приличное содержание и всегда оказывать им почтение и повиновение» (Там же. С. 359). В обязанности детей также входило «честно похоронить» родителей и поминать их

   Подобные нормы существовали и в других странах. Но с отдалением людей от Бога в их жизнь все больше входит дух разделения и вражды. Уже на рубеже XIX-XX вв. нежелание детей слушаться родителей выступает как частая причина разделов в крестьянских семьях. Двадцатый век можно назвать веком глобалистских экспериментов. Уверяя людей, что Бога нет, разномастные глобалисты одновременно создавали условия для передачи функций семьи государству, заменяли исполнение личного долга предоставлением социальных гарантий. Зачем западной молодежи зависеть от родителей, когда можно набрать кредитов и в кратчайшие сроки полностью «упаковаться»: обзавестись собственным жильем, автомобилем, мебелью и бытовой техникой? Они, правда, потом много лет в долгу как в шелку. Вместо того чтобы помогать состарившимся родителям, им придется ежемесячно выплачивать государству энные суммы. Но ведь это не беда! И старикам заботливое государство не даст пропасть, поместив их в чистые, уютные дома престарелых или, в случае тяжелого заболевания, в хосписы, где специально обученные социальные работники обеспечат им «достойную смерть».

   То есть глобалистски ориентированное государство неуклонно прибирает человека к рукам. А чтобы не применять силу, чтобы человек отдался добровольно, восстанавливает поколения друг против друга. Да еще внушает, что этот искусственно созданный конфликт абсолютно естественен.

   Ведь когда у близких людей хорошие отношения, не хочется их оставлять, не хочется с ними разлучаться. А даже если нелегко быть вместе, совесть не дает упиваться свободой от сыновних обязательств. То ли дело, когда дети уверены, что родители на них «давят», мешают жить. А родители, устав от бесконечной войны с детьми, то же хотят отдохновения.

   Кстати сказать, разжигание розни между поколениями очень помогает осуществить еще одну важнейшую задачу глаболистского проекта – способствует сокращению рождаемости. Охота ли иметь детей, которые, не успев вылезти из пеленок, начнут качать права, а потом уедут на край света и в лучшем случае будут два раза в год слать положенные «Happy birhday» и «Кристмассы» на электронный адрес вашей богадельни?

                             Разлука без печали

   Да, всякий раз, пытаясь докопаться до сути той или иной глобалистской тенденции, неизбежно натыкаешься на лукавую подделку. Сказал Спаситель: «Враги человека домашние его» (Мф. 10: 36). Пожалуйста – сколько семей, в которых родители с детьми находятся в состоянии беспросветной вражды. И, будто отвечая на призыв Христа оставить дом, отца и мать, братьев и сестер (Мф. 19: 29), дети оставляют семью. И восстановленные против своих близких молодые люди во всем мире пытаются обрести квазисемью в компаниях, бандах, психотерапевтических группах, клубах разнообразных фанатов, сектах, политических партиях… Разве это не дьявольская пародия на эпизод из Евангелия: «Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне,  желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? И кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои» (Мф. 12: 46-49).

   Но сразу же вслед за этим Христос добавляет: «…ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» Мф. 12: 50). То есть отвержение родных оправдано только в одном-единственном случае: когда человек хочет полностью посвятить себя Богу. Но и тогда это не отменяет любви. Она лишь переходит в новое, более высокое качество и выражается, главным образом, в усиленной молитве за близких. Хотя даже тогда, когда человек жаждет отвергнуть мир и стать монахом, он может из любви к родным до поры до времени пожертвовать этим своим самым заветным желанием. В житиях святых, которые призваны служить примером для подражания, описано немало таких случаев. Святой преподобный Сергий Радонежский, вняв просьбам родителей, оставался с ними до их кончины. И святой Иоанн Златоуст, будучи единственным сыном рано овдовевшей матери, не посмел бросить ее когда она не захотела благословить его на уход из мира. Вот как он сам рассказывает об этом: «Когда моя мать узнала о моем намерении, она безмолвно подошла ко мне, взяла меня за руку и повела меня в свою комнату; мы оба сели возле той постели, на которой я был рожден, и она заплакала. Затем стала говорить слова еще печальнее слез. «Сын мой, — сказала она, — одно мое утешение в эти долгие одинокие годы было смотреть на тебя, в твоих чертах узнать того, кого уже не было со мною. С самого твоего младенчества, когда ты еще не умел говорить, в ту пору жизни, когда дети наиболее дают радости, в тебе одном я находила все мое утешение. Теперь прошу тебя об одном: пожалей меня, не заставляй второй раз переживать ужас одиночества, снова проливать те горькие, уже выплаканные слезы. Подожди немного, быть может, я скоро умру, тогда поступай, как знаешь; а пока потерпи меня, не скучай пожить еще со мною, не обижай ту, которая никогда ничем не обидела тебя, иначе ты прогневишь Бога» (Жизнь свт. Иоанна Златоуста  / Сост. А. В. Круглов. М., 2003).

   В современном же мире дети покидают родителей в подавляющем большинстве случаев вовсе не для служения Богу, а для угождения своим желаниям и страстям. И чем дальше мир идет по пути глобализации, тем неизбежней и привычней будет разрыв отцов и детей. Ведь либеральная идеология, положенная в основу глобалистского проекта, утверждает право каждого не просто на личные вкусы, а на свой, часто весьма экстравагантный образ жизни, в том числе на полную аморальность, на самые разные пороки и извращения. Как могут существовать под одной крышей родители, которые целыми днями работают и вечером еле приползают домой, и подростки, которые даже не удосуживаются помыть посуду, устраивают в комнате бедлам и пребывают в непоколебимой уверенности, что они никому ничего не должны, а взрослые обязаны о них заботиться, поскольку дети не просили их рожать? Возможен ли мир в семье, где восьмидесятилетнего деда его фронтовое прошлое – главный смысл и оправдание всей жизни, а для внука, начитавшегося разухабистых молодежных журналов, это лишь повод для «стеба»? Что должна чувствовать женщина, растившая дочь одна и не вышедшая замуж, чтобы не травмировать девочку, когда ее дочь приводит в квартиру разных молодых людей, а иногда и двух сразу, и на возмущение матери отвечает, что это ей посоветовали специалисты – психолог (для повышения самооценки) и гинеколог (якобы для снижения риска опухолей)? Так что не только дети, но и родители, разъехавшись со своими отпрысками, несмотря на боль одиночества, все же порой вздыхают с облегчением.

   Выходит, ситуация фатальна? В глобалистском мире, безусловно, да. Атомизация и равнодушие под вывеской толерантности – вот единственный способ защитить себя от воздействия разнонаправленных и часто враждебных твоему «я» проявлений человеческой воли, столкновение с которыми особенно болезненно, если это воля твоих детей.

Возвращение

   Но в христианстве нет понятия роковой безысходности. До самого последнего вздоха человек волен покаяться и изменить свою жизнь. И конфликт отцов и детей вполне может быть преодолен, тем более что он не присущ, как мы показали в начале статьи, человечеству от сотворения мира, не онтологичен. Он возникает тогда, когда люди отходят от Бога, становятся блудными сыновьями Отца Небесного. А в ХХ в. такими блудными детьми стали почти все. И у нас, где разрушали церкви, насаждая атеизм, и на Западе, где Бог изгонялся из людских сердец более изощренным способом – через идеологию общества потребления. Можно сказать, это вообще был век блудных сыновей, когда мир превратился в огромный духовный детдом. Воспитателями в нем становились вчерашние воспитанники – те, кто сам не знал Отчего дома и считал без-Отцовщину нормой. Вот и выросли поколения приютских, даже не ведающих о существовании Отца, хотя и ощущающих в душе какую-то смутную тоску.

   Но в последнее время милостию Божией все больше людей находит дорогу домой. И потрясенные чудесным возвращением, пытаются рассказать другим «детдомовцам», что настоящий, родной Отец, оказывается, есть и всегда был. И что к нему можно прийти. И если собратья по «детдому», живущие под одной крышей, откликнутся на призыв, постепенно возникают общие темы для разговоров, кроме взаимных попреков и обсуждений покупок. Да и попреков становится меньше, потому что покаяние смиряет эгоизм. А раз уменьшается эгоизм, то появляется гораздо больше общих забот. И даже с повзрослевшими детьми худо-бедно налаживается общий быт, поскольку они уже не будут в субботу полночи «оттягиваться» на дискотеке, если назавтра нужно идти к причастию. Глядишь, и папа прекратит подавать детям дурной пример, отправляясь по воскресеньям вместо храма в пивную. Да и мама, послушав проповеди и прочитав православные книги, поймет, что мужчина способен быть главой семьи независимо от размеров зарплаты. А вдруг даже бабушка с дедушкой, опамятовавшись, перестанут поклоняться идолам, на алтарь которых было принесено столько кровавых жертв, в том числе и их сродников?

   Конечно, написать легче, чем сделать. Но с каждым днем все больше людей понимает, что иного пути нет. А потому медленно, трудно, через многие препятствия и скорби происходит воссоединение семей под куполом церкви, под кровом Небесного Отца. ИСТОЧНИК: http://pravoslavnyi.ru/knijnaya_polka_redakcii/roditeli_i_deti.htm