БАРОНЕССА В ТЯЖЁЛЫХ САПОГАХ. Юлия Петровна Вревская (1841 – 1878)
Многие ли сейчас помнят имя Юлии Петровны Вревской? Между тем, в XIX веке светлая память об этой героической женщине благоговейно хранилась во многих сердцах. Ей посвятили свои произведения Я. Полонский, В. Гюго, И. Тургенев. В начале XX века в Париже действовал «Русский союз сестёр милосердия имени баронессы Вревской». Она была фрейлиной русской императрицы, а стала национальной героиней Болгарии; жила во дворце и объездила полмира, а погибла от тифа в прифронтовом лазарете. Что же это за удивительная женщина, само имя которой соединялось со словом «милосердие»?
Жюли
Юлия Петровна Вревская родилась в 1841 году в семье боевого генерала, участника Бородинского сражения Петра Евдокимовича Варпаховского. В 10-летнем возрасте вместе с родителями она переехала на Кавказ. Жюли Варпаховской была уготована типичная судьба русской барышни того времени: в раннем детстве её воспитывала французская бонна, затем последовал институт благородных девиц, светские балы, на которых предстояло сделать выбор блестящей партии.
Всё случилось и так, и не так. Она «сияла молодостью, красотой, образованием и всеми качествами, способными вызвать полнейшую симпатию» и в 16 лет вышла замуж, однако этот выбор мало кто одобрил. Генерал Ипполит Александрович Вревский был старше её на 28 лет и имел троих незаконнорождённых детей от черкешенки, в то время уже покойной. Но Юлия полюбила генерала за честное и благородное сердце. Воспитанная на примере своего героического отца, на Кавказе, курящемся в военных дымах, она сразу прочувствовала в генерале Вревском настоящего мужчину. Но им было суждено прожить в браке всего лишь один год.
Мой генерал
Генерал Вревский был поистине фигурой замечательной. Один из образованнейших людей своего времени, он командовал войсками на Лезгинском фронте Кавказа. Был кавалером четырёх орденов, в том числе, главной награды русской армии — Св. Георгия IV степени, которую получал из рук самого императора. Вревский был трижды награждён золотым оружием с алмазами и надписью «За храбрость». В 1840 году он участвовал в сражении при реке Валерик, другим участником которого был Михаил Юрьевич Лермонтов.
Позже Лермонтов стал частым гостем вечеров в доме Вревского в Тифлисе, и они так близко сошлись, что генерал не без гордости называл себя одним из самых близких друзей поэта.
Генерал Вревский никогда не отсиживался в ставке командования, а всегда был на передовой, там, где сражались его солдаты. Он был для них настоящим отцом-командиром. Известно, что в своё время генерал изучал медицину в Дерпте, и потому всегда носил с собой походный чемоданчик с медицинскими инструментами и мог оказать не только первую помощь, но даже и больные зубы дёргал.
Его гибель стала для жены потрясением: Ипполит Александрович Вревский был смертельно ранен в августе 1858 года при штурме аула Китури, и скончался через несколько часов у неё на руках. Вревский стал единственным русским генералом, погибшим на Кавказе. Но для неё он был просто «её генералом», светлая память о котором хранилась всю жизнь.
«Милая чудачка»
После гибели мужа, оправившись от долгой и тяжёлой болезни, Юлия Петровна вместе с матерью переехала в Петербург. Ей, юной вдове русского героя, была оказана большая честь стать фрейлиной императрицы Марии Александровны. «Она была молода, красива; высший свет её знал; об ней осведомлялись даже сановники. Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились…два-три человека тайно и глубоко любили её. Жизнь ей улыбалась», — писал И.С.Тургенев. Но в петербургском свете баронессу Вревскую не всегда понимали и стали называть «милой чудачкой» после того, как она отказалась от части своего наследства в пользу незаконнорождённых детей покойного мужа, и даже добилась для них баронского титула.
За десять лет придворной жизни Юлия Вревская объездила полмира: она была во Франции, Италии, Сирии, Палестине, Африке, Америке. Подружилась с поэтом Я. П. Полонским, художниками В.В. Верещагиным и И.К. Айвазовским. Нежная многолетняя дружба связывала её с Иваном Сергеевичем Тургеневым: сохранилось 48 писем, которые они написали друг другу. В Веймаре она познакомилась с композитором Ференцем Листом, в Париже — с известным писателем и теоретиком французского романтизма Виктором Гюго, который стал по-отечески заботиться о юной баронессе, сильно напоминавшей ему безвременно погибшую дочь Леопольдину. Узнав, что Вревская решила отправиться на войну, В.Гюго написал ей очень тёплое письмо, в котором убеждал беречь себя. А на горькое известие о её смерти откликнулся скорбным произведением под названием «Русская роза, погибшая на болгарской земле».
Тургеневская девушка
«Блондинка выше среднего роста со свежим цветом лица и блестящими умными глазами» баронесса Юлия Петровна Вревская считалась одной из первых петербургских красавиц. Она была искусной наездницей и поражала всех своей начитанностью. По воспоминаниям современников, Вревская сама никогда ни о ком не говорила дурного и другим не позволяла злословить. Она пыталась в каждом человеке найти что-то хорошее. Баронесса была пленительна не только своей наружностью, но «женственностью, грацией, бесконечной приветливостью и бесконечной добротой».
«Она добра — бесконечно», «прекрасное, неописанно доброе существо», — таков был согласный голос общего мнения. Когда Вревская узнала о болезни Тургенева, то, не теряя ни минуты, отправилась к нему в Спасское-Лутовиново и провела там пять дней. Ещё в юности она прочла роман писателя «Накануне», но кто тогда мог знать, что ей суждено будет повторить судьбу тургеневской героини?
Именно Юлия Петровна, скорбя о многолетней ссоре Тургенева с Некрасовым, убедила Ивана Сергеевича проститься с умирающим поэтом. Тургенев пришёл, чтобы всё простить другу юности и в последний раз пожать его руку. «Нежное, кроткое сердце… и такая сила, такая жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи…она не ведала другого счастья — и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась, — и вся, пылая огнём неугасимой веры, отдалась на служение ближним».
Её готовность к самопожертвованию отмечали все, кто был с ней знаком. В.А. Соллогуб писал: «Всю жизнь свою она жертвовала собою для родных, для чужих, для всех…» Тургенев, предчувствуя легендарную судьбу Вревской, однажды сказал: «Это замечательное существо. Она фанатически готова на самопожертвование. Такой и умрёт она». Его пророчество сбылось, когда в 1877 году разразилась русско-турецкая война.
«Смиренные герои в больших сапогах»
В 1876 году турецкие захватчики устроили поголовное истребление мирного населения Болгарии. Тогда на весь мир прогремел голос Виктора Гюго, который с трибуны французского парламента гневно восклицал: «Режут народ. Где? В Европе. Есть свидетели этого? Есть свидетель — весь мир. Правительства видят ли это? Нет…»
Когда Россия объявила Турции войну, Тургенев написал Вревской: «Дай Бог нашим смиренным героям в больших сапогах действительно выгнать турку и освободить братьев славян». На фронт отправилось 5000 русских добровольцев, среди которых художники В.Д. Поленов и В.Е. Маковский, писатель Г.И.Успенский, врачи С.П. Боткин и Н.В. Склифосовский. По всей России стали собираться пожертвования для русской армии.
Юлия Петровна Вревская, конечно, не могла остаться в стороне. Она продала своё имение в Орловской губернии и на вырученные деньги снарядила добровольческий санитарный отряд, состоящий из 28 врачей и сестёр. И в этом ей помогла великая княгиня Елена Павловна, организовывавшая отряды сестёр милосердия во время Крымской войны.
Вместе с другими женщинами Вревская прошла курс обучения в Таврическом дворце, где тогда располагался главный штаб «Красного Креста». Первые уроки сестринского дела баронесса получила ещё при Дворе, когда выхаживала тяжело больную императрицу Марию Александровну.
«Общество петербургских дам по оказанию помощи армии» избрало Юлию Вревскую своим председателем. Баронесса сменила платье самого дорогого петербургского портного на скромное и строгое платье сестры милосердия.
Один из современников вспоминал, что однажды Тургенев прибыл в дом своего друга с дамой в платье сестры милосердия. «Необыкновенно симпатичные, чисто русского типа, черты её лица как-то гармонировали с её костюмом…Это была баронесса Вревская».
Сам император Александр II лично выразил благодарность баронессе Юлии Петровне Вревской и соблаговолил присвоить организованному ею санитарному отряду имя августейшей императрицы Марии Александровны. Императрица почтила своим присутствием сестёр милосердия, но когда увидела, на каком «неэстетичном» тюфяке спит её придворная дама, то чуть не потеряла сознание.
В конце лета 1877 года Вревская отправилась в Болгарию, на фронт.
Буйная головушка
Петербургский свет не понял её благородного порыва. Многим казалось, что это просто эпатаж, и баронесса хотела превзойти самых смелых модниц двора в своей экстравагантности. Даже императрица говорила так: «Не хватает мне Юлии Петровны. Пора уж ей вернуться в столицу. Подвиг совершён. Она представлена к ордену». На что Вревская с негодованием отвечала: «Как меня злят эти слова! Они думают, что я прибыла сюда совершать подвиги. Мы здесь, чтобы помогать, а не получать ордена».
Действительно, присутствие женщины на войне расценивалось тогда далеко не однозначно. Мужчины справедливо полагали, что военные условия — слишком непосильная ноша для слабых женских плеч. К помощи сестёр милосердия русская армия прибегла только в Крымской войне 1854-56 гг. Но и спустя двадцать лет на «сёструшек» в военных лазаретах смотрели, как на диковинку.
Однажды Юлия Петровна призналась Тургеневу, что в Петербурге она томится, некуда ей свою «буйную головушку» приклонить: её любовь к людям требовала деятельности, только в опасностях она чувствовала биение пульса настоящей жизни. И жизнь предоставила ей такую возможность.
В Болгарии, оказавшись близко к линии фронта, Вревская приняла участие в сражении у селения Мечка: выносила раненых с поля боя под градом пуль и оказывала им помощь. В лазарете она самоотверженно ухаживала за больными. На 400 раненых приходилось всего лишь пять сестёр. Юлия Петровна со всей свойственной ей решимостью отправляла своих помощниц отдыхать, а сама дежурила за них до утра. Её видели всюду — в операционной, перевязочной, дежурной комнате, прачечной… «Я так усовершенствовалась в перевязках, — писала она, — что даже на днях вырезала пулю сама и вчера была ассистентом при двух ампутациях». С утра до темноты — перевязки и операции. Вечерами Вревская читала солдатам вслух и шила для них кисеты.
«Велик русский солдат!»
«Война вблизи ужасна, — писала Вревская, — сколько горя, сколько вдов и сирот». «Больные лежат в кибитках калмыцких и мазанках, раненые страдают ужасно, и часто бывают операции. Недавно одному вырезали всю верхнюю челюсть со всеми зубами». «Я их пою, кормлю. Это жалости подобно видеть этих несчастных поистине героев, которые терпят такие страшные лишения без ропота; всё это живёт в землянках, на морозе, с мышами, на одних сухарях, да, велик русский солдат!»
Ей давали отпуск на два месяца, но она отказалась. И вместо петербургских святочных балов оказалась на самой линии фронта, в деревне Обертеник, близ Бялы.
Каково было ей, утончённой великосветской даме, отдыхавшей на самых дорогих европейских курортах, оказаться в почти невыносимых условиях прифронтовой полосы? Она жила в избе, внутри обитой соломой и холстом вместо штукатурки, в крошечной комнатушке без стола и стульев, умывалась снегом, потому что не хватало воды. И при всём этом — радовалась! «Я утешаю себя мыслью, что делаю дело, не сижу за рукоделием, — писала она сестре, — и жизнь эта мне по сердцу». «Хотя я терплю тут большие лишения, живу чуть не в лачуге, питаюсь плохо, но жизнь эта мне по душе и мне нравится. Я встаю рано, надеваю длинные сапоги; иду за три версты в страшную грязь в госпиталь».
Последнее письмо она написала сестре за три недели до смерти. Юлия Петровна Вревская умерла от сыпного тифа 5 февраля 1878 г. «На грязи, на вонючей сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный военный гошпиталь, в разоренной болгарской деревушке — слишком две недели умирала она от тифа. Она была в беспамятстве — и ни один врач даже не взглянул на неё; больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока ещё могла держаться на ногах, поочерёдно поднимались с своих заражённых логовищ, чтобы поднести к её запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка», — писал позже И.С.Тургенев, — «Она получила тот мученический венец, к которому стремилась её душа, жаждая жертвы».
В начале февраля стоял сильный мороз, необычный для мягкого приморского климата. Могилу в промёрзлой земле копали раненые солдаты, они же несли гроб своей дорогой сестры милосердия, не позволив сделать этого никому другому. Какая-то крестьянка покрыла усопшую ковром из цветущей герани. Юлию Вревскую похоронили около православного храма в Бяле.
Русская роза на болгарском побережье
Вместе с Юлией Петровной скончалась и её подруга — Мария Неёлова, тоже сестра милосердия, их похоронили вместе. На могильной плите отчётливо выступает надпись: «Сестра милосердия Неелова и баронесса Вревская. Здесь покоится милосердная сестра, русская баронесса Юлия Петровна Вревская, отдавшая жизнь за свободу Болгарии 5 февраля 1878 года». Благодарная Болгария сделала её своей национальной героиней.
В живописном курортном болгарском городке Бяла, на берегу Чёрного моря, в краю, где зреет сочный виноград и цветут пышные розы, стоит скромный памятник «русской розе» — Юлии Петровне Вревской, баронессе, ставшей сестрой милосердия, богатой даме, с щедростью раздававшей людям бесценные сокровища своего любящего сердца.
Из книги Татьяна Грудкиной
«ЖИЗНЬ КАК ЖЕРТВА: НРАВСТВЕННЫЙ ПОДВИГ РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ»